Агентство «Томпсон и К°»
Шрифт:
Глава IV
ЕЩЕ ОДНО ЗВЕНО В ЦЕПИ ПРЕСТУПНЫХ ДЕЙСТВИЙ ДЖЕКА
На следующее утро, в шесть часов, наши друзья сошли на берег. Здесь их должны были встретить проводник и лошади, о чем накануне позаботились Робер и Роже. Но компанию ожидал сюрприз. Лошадей оказалось больше, чем ожидалось: пятнадцать, не считая лошади проводника.
Скоро все само собой разъяснилось. Вслед за миссис Линдсей и ее спутниками на берег сошли Саундерс, семейство Гамильтон и еще несколько пассажиров. Среди них оказался и Тигг.
И сейчас они были в десяти шагах от предмета своих забот. Следом за ними спускался на берег отец. Хочешь не хочешь, а приходилось подчиняться капризам дочерей; он вопросительно посматривал на лошадей, не зная, на какой остановить свой выбор.
Очевидно, слух об экскурсии распространился среди пассажиров, и, к большому неудовольствию молодых американок и обоих французов, прогулка в тесной компании, как было задумано, не получилась.
Но судьба готовила им еще одну неприятность. На берег сошел, отдельно от всех, пятнадцатый участник похода — Джек Линдсей. Увидев его, Долли и Роже недовольно переглянулись, а Элис и Робер покраснели от гнева, но оба промолчали.
Джек, не обращая внимания на то, как холодно и даже враждебно встретили его появление, сел на лошадь. Другие, не тратя времени даром, последовали его примеру. Вся процессия готова была отправиться в путь.
Не совсем, правда, вся. Один из участников похода выбивался из сил, пытаясь взобраться на лошадь. Он то повисал, уцепившись за гриву, то пытался подтянуться, ухватившись за седло, но неизменно падал на землю, терпя поражение в неравной борьбе с земным притяжением. Он был весь в испарине, задыхался, его попытки оказаться в седле стоили ему больших усилий и были чрезвычайно неуклюжи. А зрелище казалось настолько комичным, что окружающие веселились от души.
— Ну же, папа! — подбадривала его мисс Мери Блокхед.
— Вам-то хорошо говорить,— ворчал господин Абсирфус Блокхед.— Вы думаете, с моим весом это легко? И потом, разве бакалейщик должен уметь ездить на лошади? Я же не служил в конной гвардии и вообще боюсь животных, я вам это прямо говорю, это чистая правда, дочка, чистая как золото.
И Блокхед, окончательно опустив обе ноги на землю, решительно вытер лицо, залитое потом. Кажется, он прекратил свои безуспешные попытки.
Робер сделал проводнику знак, и тот пришел на помощь туристу. Господину Блокхеду наконец-то удалось забраться на лошадь. Правда, он так заторопился, что чуть не проскочил лошадиный круп. Но ему не дали упасть снова, и кавалькада тронулась в путь.
Первым ехал проводник, за ним Робер и Элис, затем Роже и Долли. Третий ряд был отмечен присутствием сэра и леди Гамильтон, а в пятом ряду Тигг находился рядом с мисс Маргарет.
Девицам Блокхед не удалось помешать такой возмутительной расстановке участников кавалькады. Но они приняли меры, чтобы окружить предмет своего внимания со всех сторон. В четвертом ряду Саундерс оказался в компании мисс Бесс, в то время как в шестом — мисс Мери подбадривала своего несчастного отца. Бакалейщик, вцепившись в гриву лошади, послушно следовал вместе со всеми, проклиная день, когда появился на свет.
Последним ехал Джек Линдсей, как всегда молчаливый и одинокий. Время от времени его взгляд пробегал вдоль цепочки всадников, задерживаясь на
Робер чувствовал эти взгляды затылком. Само присутствие этого человека вызывало у него тревогу и вынуждало оставаться впереди, рядом с Элис, тогда как гиду полагалось ехать замыкающим.
У Моргана была еще одна причина оставаться во главе отряда. Ему не внушал доверия проводник, похожий на настоящего бандита. Молодой человек решил не спускать с него глаз и быть все время рядом, чтобы в случае какой-либо опасности вовремя вмешаться.
Робер не пытался как-то воспользоваться положением, которое занял по воле обстоятельств. Не выказывая неприветливости, говорил только то, что было необходимо, и ограничился несколькими фразами о хорошей погоде. Элис тоже, кажется, нравилось молчать. Но, контролируя свой язык, Робер не мог заставить себя отвернуться, и его красноречивый взгляд то и дело задерживался на изящном профиле спутницы.
Когда влюбленные едут вдвоем, то, даже если они молчат, в их душе происходит что-то таинственное. Близкое расстояние, ласковый утренний ветерок, мимолетные взгляды — все сближало молодых людей и притягивало друг к другу. Они постигали это чудо молчаливого разговора и с каждым шагом все лучше понимали друг друга без слов.
Кавалькада оставила Лас-Пальмас позади. Менее чем через час копыта лошадей уже цокали по одной из дорог, разбегавшихся в разные стороны от столицы. Начиналась же дорога как столичный проспект с выстроившимися в два ряда особняками, утопающими в зелени. В роскошных садах раскачивались верхушки пальм.
Теперь навстречу всадникам постоянно попадались крестьяне. На спинах верблюдов, легко прижившихся на Канарских островах, крестьяне везли в город плоды своих трудов. Они были худощавого телосложения, среднего роста, с правильными чертами лица, большими черными глазами — облик этих людей отличался врожденной грацией.
По мере продвижения кавалькада все больше растягивалась. Расстояние между отдельными парами увеличивалось. Вскоре Элис и Робер оказались на расстоянии двухсот метров от Джека. Тот все так же замыкал колонну.
Джек продолжал наблюдать за парой в первом ряду, и злоба в его душе нарастала. Ненависть прозорлива. От его взора не ускользнул ни один знак внимания, оказанный Робером своей спутнице. Он перехватывал каждый взгляд, расшифровывал неуловимые признаки нежности. Он почти догадывался о смысле произнесенных слов и постепенно сделал для себя открытие: так значит, этот ничтожный гид бросился спасать его невестку, чтобы сохранить ее для себя, а та, кажется, попалась на приманку. Она была холодна с деверем, даже когда ее сердце было свободно, а теперь, когда влюблена, наверное, станет его врагом?
Постоянно возвращаясь к этим мыслям, Джек чувствовал, что гнев все больше душит его. По своей глупости он оказал неоценимую услугу этому интригану, и тот теперь занял его место. Разве смотрелся бы француз таким героем, если бы Джек, отведя руку помощи, не дал был Роберу тем самым возможность проявить свою преданность, в основе которой конечно же лежит корысть.
Да, он сам сотворил себе соперника. И какого соперника! Который знает все, что произошло на Куррал-даш-Фрайаш, и чувствует себя достаточно сильным, если осмелился угрожать.