Агентство «Томпсон и К°»
Шрифт:
Салон заполнился мгновенно. Взволнованный гул при появлении капитана тотчас смолк.
Он четко обрисовал ситуацию в нескольких словах:
— «Симью», лишившись паровой машины, может теперь рассчитывать только на паруса. Но пароход не оснащен мачтами, пригодными для такого плавания. Он может использовать лишь ограниченную поверхность парусов. Кроме того, конфигурация [127] его подводной части годится не для всякого курса. Его маневрирование по отношению к ветру очень ограничено.
[127] Конфигурация — внешнее очертание.
Капитан, хотя и не питал на этот счет иллюзий, решил идти галсами, ибо только таким способом можно приблизиться к Канарскому архипелагу. Всю ночь маневрировали, стремясь продвинуться вперед при помощи северо-восточных пассатов. Но как Пип и предвидел, корабль сильно отклонялся от курса, тем более что его одновременно сносило течением со скоростью приблизительно два узла. Это течение проходило с севера на юг вдоль западного берега Африки.
В таких условиях упрямиться было безумием; следовало воспользоваться течением и ветром, чтобы как можно скорее добраться до любой спасительной гавани [128] .
[128] Гавань — естественно или искусственно защищенная от ветра, волн и течений прибрежная часть водного пространства для стоянки, ремонта, зимовки судов.
Теперь встал выбор: взять курс на французское владение Сенегал или на острова Зеленого Мыса. Капитан выбрал последнее. Как он объяснил своей аудитории, расстояния одинаковы, но он надеется избежать встречи с африканским берегом: приближаться к нему с ограниченной маневренностью небезопасно.
Впрочем, он не видит оснований для беспокойства. Дует великолепный бриз, и в этом районе пассатов он может продолжаться долго. И в конце концов, речь идет о продлении путешествия, риск же при этом невелик.
Закончив разговор, капитан откланялся, затем, сманеврировав таким образом, чтобы направить корабль по новому курсу, вернулся в свою каюту и перед сном сделал в вахтенном журнале обязательную запись о последних событиях.
Пассажиры продолжали находиться в совершенно подавленном состоянии.
Томпсон выслушал сообщение капитана вместе со всеми. Разумеется, винить во всем происходящем следовало Главного Администратора. Никто в этом не сомневался. Но у него был такой несчастный вид, что никто не решился его упрекнуть. Разве Томпсон не оказался теперь такой же жертвой аварии на корабле, как и остальные?
И вдруг среди озабоченного молчания раздался громкий смех. Все посмотрели на Роже де Сорга, удивленные этим неуместным весельем. Француз так искренне забавлялся происходящим, что даже не заметил недоумения своих спутников.
— О Боже! Дорогой сэр,— обратился он к Томпсону, дружески хлопая его по плечу,— какие невероятные путешествия устраивают английские агентства! Отплыть на Канарские острова на пароходе и подойти к островам Зеленого Мыса на паруснике,— невозможно себе представить более остроумной шутки!
Роже, заражая беспечностью двух американок, направился с ними на верхнюю палубу. А в салоне его смех разрядил нервное напряжение успешнее, чем самые убедительные обещания. Правда, подняться до оптимизма веселого французского офицера пассажиры все же не смогли.
Тревога не исчезала, и надо признать, ситуация в полной мере ее оправдывала. Ведь речь шла не просто о морской прогулке. Кораблю предстояло преодолеть расстояние между Иерро и первым островов Зеленого Мыса почти в семьсот двадцать морских миль. При скорости в пять узлов, которую ему сообщали одновременно течение
[129] Нептун — в римской мифологии бог источников и рек; затем, отождествленный с греческим Посейдоном, стал почитаться как бог морей.
Однако всем пришлось смириться, ибо делу горем не поможешь. Мало-помалу жизнь на борту пошла своим чередом; ее однообразие в положенное время нарушалось едой.
Вопрос о питании приобретал особую важность. Число трапез увеличилось, как это бывает в поезде, скорее от нечего делать, чем из-за большого аппетита. Томпсон не препятствовал этому развлечению и даже трусливо поощрял его, лелея иллюзорную надежду на прощение. Вскоре ему пришлось убедиться в своей недальновидности.
Особенно высоко оценил последнее развлечение Пипербум из Роттердама. Он слышал взрыв котла, присутствовал при сообщении капитана. Понимал ли он, что маршрут изменился? Судя по тому, что голландец стал часто поглядывать то на солнце, то на компас, можно было сделать подобное предположение. Но если он и испытывал какое-то беспокойство, это не отражалось на его аппетите. Пипербум оставался большим поклонником кулинарного искусства. Как ни множились трапезы — завтраки, обеды, чаи, ужины,— он воздавал им должное, поглощая все в неимоверных количествах. Его желудок был поистине бездонным.
Наравне с этой прорвой Джонсон, вероятно, вкушал еще большее блаженство. Он наконец достиг той черты, за которой пьянство становится уже болезнью, но благодаря ловким ухищрениям балансировал на этой грани. Он отказался от появлений на верхней палубе, а если и бывал там, то держался подальше от людей. Он почти все время спал, просыпаясь лишь для очередной выпивки, и употреблял ровно столько, сколько необходимо, чтобы снова заснуть. Ему ничего не было известно ни об аварии, превратившей «Симью» в парусное судно, ни о новом маршруте. А если бы он и узнал об этом, то не испытал бы никаких эмоций. Разве на суше ему было бы лучше, чем на этом корабле, оснащенном разнообразнейшими спиртными напитками? Восхитительное ощущение, будто находишься в кабаке, не покидало этого джентльмена.
Но самым довольным на борту был, как всегда, мистер Абсирфус Блокхед, почтенный бакалейщик, одаренный от природы счастливым характером. Как раз в то время, когда произошла авария, он только что испытал подлинную радость. Впервые за много дней он и его дочери смогли наконец сесть, не крича от боли. Они поздравляли друг друга с этой приятной новостью, и тут свист пара снова заставил их в испуге принять прежнюю позицию.
Конечно, мистер Блокхед жалел раненых, конечно, он испытывал беспокойство по поводу последствий этого события. Но к тревоге примешивалось и своего рода тщеславное сознание, что он подвергается серьезной опасности. Когда же капитан Пип изменил маршрут, дело приняло другой оборот. Мысль о посещении какого-то Зеленого Мыса повергла мистера Блокхеда в пучину предположений.
К всеобщему несчастью, он всегда щедро делился с окружающими своими мыслями. Сейчас мистер Блокхед пошел бы на любые усилия, чтобы ускорить ход корабля. Он предложил капитану увеличить площадь парусов, распустив по ветру все имеющиеся на «Симью» простыни и салфетки. Хотя это предложение не возымело успеха, мистер Блокхед не счел себя побежденным и лично претворил свою теорию на практике. Можно было видеть, как он с утра до вечера сидит на корме с женой, сыном и дочерьми; все пятеро терпеливо подставляют ветру носовые платки, словно маленькие паруса. Время от времени, устав от этого однообразного упражнения, они встают в ряд и что есть мочи дуют в парус корабля.