Агентство «Томпсон и Kо»

Верн Жюль Габриэль

Рожер посмотрел на Робера, который и не моргнул, затем продолжал:

– Бедняжка вынуждена была рассчитывать на свои собственные силы, чтобы выдержать этот нескончаемый приступ. Мы с мисс Долли малодушно покинули ее, забыв обо всем, даже о ее девере.

В этот раз Робер обвел взглядом соотечественника. Последний, впрочем, не заставил просить себя, чтобы сделать полное признание.

– Как находите вы мисс Долли? – спросил он приятеля, придвигая свое кресло одним толчком.

– Прелестной, – отвечал Робер искренне.

– Превосходно, –

сказал Рожер. – Так вот, дорогой мой, я хочу, чтобы вы первый знали об этом. Эту прелестную девушку, как вы выразились, я люблю и рассчитываю жениться на ней по возвращении из путешествия.

Робер не казался особенно удивленным этой новостью.

– Я отчасти ожидал вашего признания, – заметил он, улыбаясь. – Правду говоря, ваша тайна сделалась на пароходе тайной Полишинеля. Однако позвольте задать вам один вопрос. Ведь вы едва знаете этих дам. Подумали ли вы о том, что ваш союз с их семьей может встретить затруднения со стороны вашей семьи?

– Моей? – ответил Рожер, пожимая руку доброжелательного советчика. – Да у меня нет ее. Самое большое – несколько дальних родственников. А затем, любить по-гусарски еще не значит любить безумно. В данном случае я действовал, должен вам сказать, с осмотрительностью старого нотариуса. Тотчас по прибытии нашем на Азорские острова – брачный ядовитый паук уже уколол меня в ту пору – я по телеграфу запросил насчет семьи Линдсей сведений, которые и были доставлены мне на Мадейру. Эти сведения, кроме разве касающихся Джека, – но в этом отношении телеграф не сообщил мне ничего такого, о чем бы я не догадывался, – были такие, что всякий человек чести должен был бы гордиться браком с мисс Долли… или с ее сестрой, – добавил он после паузы.

Робер слегка вздохнул, ничего не ответив.

– Что это вы вдруг примолкли, дружище? – заметил Рожер после короткого молчания. – Уж не имеете ли вы каких-нибудь возражений?

– Напротив, ничего, кроме поощрений, – живо вскрикнул Робер. – Мисс Долли восхитительна, и вы счастливец. Но, слушая вас, я, признаюсь, эгоистически подумал о себе и на мгновение позавидовал. Простите мне это предосудительное чувство.

– Позавидовали! А почему? Какая женщина будет иметь настолько дурной вкус, чтобы отвергнуть маркиза де Грамона?..

– …чичероне-толмача на «Симью» и обладателя ста пятидесяти франков, да еще сомнительных для того, кто знает Томпсона, – закончил Робер с горечью.

Рожер отверг возражение беззаботным жестом.

– Хорошее дело, нечего сказать, – шепнул он веселым тоном. – Как будто любовь измеряется деньгами. Не раз выдавали, и особенно американок…

– Пожалуйста, ни слова больше! – прервал Робер коротко, схватив за руку своего друга. – Признание за признание. Послушайте мое, и вы поймете, что я не могу шутить на этот счет.

– Я слушаю, – сказал Рожер.

– Вы только что спрашивали меня, было ли у меня какое-нибудь основание,

чтобы держаться в стороне. Ну-с, да, было…

«Вот сейчас все выяснится», – подумал Рожер.

– Вы можете свободно отдаться склонности, влекущей вас к Долли… Вы не прячете своего счастья любви. Меня же страх любви парализует.

– Страх любви! Вот еще страх, которого я никогда не буду знать!

– Да, страх. Непредвиденное событие, во время которого мне посчастливилось оказать услугу миссис Линдсей, естественно, подняло меня в ее глазах…

– Вы не нуждались, будьте уверены, в том, чтобы подняться в глазах миссис Линдсей, – открыто прервал его Рожер.

– Это событие внесло большую интимность в наши отношения, сделало их менее иерархическими, почти дружескими, – продолжал Робер. – Но в то же время позволило мне заглянуть в себя, увидеть ясно, слишком ясно. Увы, решился ли бы я на то, что сделал, если бы не любил!

Робер умолк на мгновение, потом продолжал:

– И вот, потому что это сознание пришло ко мне, я не хотел воспользоваться и в будущем не воспользуюсь моей новой дружбой с миссис Линдсей.

– Какой, однако, вы странный влюбленный! – сказал Рожер с симпатичной иронией.

– Это для меня – вопрос чести, – ответил Робер. – Я не знаю, каково состояние миссис Линдсей; но, полагаю, оно значительно, если принять во внимание хотя бы кое-какие факты, свидетелем которых я был.

– Какие факты?

– Мне неподобало бы, – продолжал Робер без дальнейших объяснений, – прослыть за искателя богатого приданого, а мое жалкое положение оправдывало бы всякие предположения на этот счет.

– Послушайте, дорогой, – возразил Рожер, – эта деликатность делает вам честь, но не подумали ли вы, что строгость ваших чувств немного осуждает мои? Я меньше вас рассуждаю, когда думаю о мисс Долли. Мое состояние ничто в сравнении с ее состоянием.

– Но его по крайней мере достаточно, чтобы обеспечить вашу независимость, – сказал Робер. – И к тому же мисс Долли любит вас – это очевидно.

– Я думаю, – сказал Рожер. – Но если бы миссис Линдсей вас полюбила?

– Если бы миссис Линдсей меня полюбила!.. – повторил Робер вполголоса.

Но тотчас же тряхнул головой, чтобы отбросить эту нелепую гипотезу, и, облокотившись о борт, снова стал блуждать взором по морю. Рожер встал рядом, и долгое молчание царило между друзьями.

Мирно текли часы. Рулевой уже давно пробил полночь, а друзья еще следили за своими грезами, плясавшими в пенном следе за пароходом, – за своими печальными и радостными грезами.

Глава третья

«Симью» совершенно останавливается

Поднявшись на заре 4 июня на спардек, пассажиры могли бы заметить вдали величественные берега Большого Канарского острова. Тут «Симью» намеревался сделать первую остановку.