Агентурная сеть
Шрифт:
А тут еще, как только я свернул с Лубянки в Фуркасовский переулок, внезапно грянул духовой оркестр! Впечатление было такое, словно это меня встречали с музыкой, как героя. Правда, тут же оказалось, что на Малой Лубянке стоят автобусы, а духовой оркестр играет на проводах очередной смены в пионерский лагерь. Но все равно, даже в этом нечаянном совпадении была какая-то символика, и теперь мне не хватало только белого коня, чтобы на нем въехать прямо в пятый подъезд.
Сначала все было превосходно: непосредственный начальник встретил меня объятиями, тут же доложил начальнику отдела о моем прибытии,
И тут меня огорошили, ударили обухом по голове, размазали по стене, стерли в порошок!
Не успели мы сесть за приставной столик, как начальник отдела обрушил на меня поток самой отборной брани! Какими словами он только меня не обзывал!
Я буквально опешил от неожиданности и в полном смятении посмотрел на своего непосредственного начальника. У того на лице было написано абсолютное недоумение, поскольку он тоже, видимо, рассчитывал совсем на иной прием.
А полковник тем временем, назвав меня бездельником и бездарью, заявил, что меня следует отозвать из командировки и в назидание другим примерно наказать.
Я уже не знал, что и подумать, как вдруг в потоке брани и угроз стал улавливать отдельные слова, детали каких-то происшествий, о которых не имел ни малейшего представления. Постепенно я стал догадываться, что полковник, видимо, с кем-то меня путает, поскольку речь пошла о каком-то машиностроительном заводе, а в африканской стране не то что машиностроительного, но вообще никаких заводов и в помине не было, о каких-то совершенно мне неизвестных специалистах, которые творили Бог знает что и с которыми я, якобы, никак не мог справиться. По всему выходило, что полковник бранит сотрудника, работающего под прикрытием аппарата ГКСС, в то время как я трудился под «крышей» консульского отдела!
В конце концов я догадался, что речь вообще идет не об африканской стране, из которой я прибыл, а об Индии!
Как только я это уяснил, я моментально успокоился и даже позволил себе немного расслабиться: какой смысл нервничать, если вся брань адресована какому-то другому человеку и рано или поздно это станет очевидно и тому, кто бранит?
Я снова посмотрел на моего непосредственного начальника, и по его лицу понял, что он тоже обо всем догадался, но не решается прервать вошедшего в раж полковника, чтобы не ставить того в неловкое положение. Так мы и слушали всю эту брань, пока в кабинет неожиданно не зашел начальник соседнего отдела.
Увидев, что его коллега занят, он извинился, что прерывает наш разговор, и напомнил, что через полчаса они должны быть на каком-то совещании.
Начальник моего отдела предложил ему задержаться на несколько минут, подождать, пока он закончит беседу, и вместе пойти на совещание.
И тут мой непосредственный начальник, воспользовавшись необходимостью представить меня, чтобы начальник соседнего отдела не чувствовал себя посторонним и понял, что к чему, сказал:
— Это капитан Вдовин. Приехал из Африки в отпуск.
Эти несколько слов изменили все! Полковник сразу сориентировался и, как только беседа возобновилась, не моргнув глазом и ничего не сказав в свое оправдание, переключил невидимый регистр. Словно до этой минуты не было произнесено ни одного бранного слова,
Когда мы вышли из его кабинета, мой непосредственный начальник вытер пот со лба и восхищенно сказал:
— Ну, Михаил, ты просто молодец! Как это ты сдержался? Я думал, ты сорвешься и начнешь оправдываться!
Я уже окончательно пришел в себя после того, как меня сначала бросили в зловонную пропасть, а потом вознесли на сверкающую вершину, а потому сделал вид, что ничего не случилось.
— А чего оправдываться? Я сразу понял, что он меня с кем-то перепутал.
А про себя подумал: как часто наше благополучие и наша репутация зависят от забывчивости или самодурства наших начальников! Ведь стоило мне возразить или как-то прокомментировать монолог начальника отдела, и он бы мне никогда не простил, что я унизил его, да еще в присутствии третьих лиц!
После этой, да и многих других подобных историй, свидетелем или участником которых мне довелось быть за годы служебной карьеры, я приучил себя к мысли: что бы ты ни сделал, каких бы выдающихся результатов в работе ни добился, никогда не надо заранее ждать благодарности или награды! Надо работать, а все остальное — суета, недостойная порядочного человека!
Такой настрой всегда помогал мне философски относиться как к ругани, так и к похвалам в свой адрес, не расстраиваясь от первого и не приходя в телячий восторг от второго, поскольку и ругань и похвала — вещи преходящие, бывают и поважнее!
Но в этот раз все должно было произойти несколько иначе: моего приезда никто не ждал и потому специально к нему не готовился. Я сам напросился в Москву, чтобы обсудить с руководством конкретный вопрос. И все же мне было ясно, что без отчета, пусть и краткого, мне тоже никак не обойтись, и уж если удастся избежать большого круга, то по малому пройти все равно придется.
Первым делом, конечно, я созвонился с начальником африканского отдела, соблазнившего меня стать резидентом. Договорились, что он примет меня, как только закончится совещание у начальника разведки.
Таким образом, до обеда я был свободен. Можно было нанести несколько протокольных визитов, а заодно сообщить кое-кому из друзей о своем приезде, но я решил воздержаться: служебная этика требовала, чтобы первый визит был нанесен непосредственному начальнику. А потому я использовал имевшиеся в моем распоряжении несколько часов, чтобы соответствующим образом подготовиться к предстоящему разговору, отлично понимая, что одним планом вербовки Франсуа Сервэна он не ограничится.
Подготовка эта заключалась в том, что я просмотрел все дела нашей резидентуры и самым внимательным образом прочитал все резолюции, указания и прочие рабочие пометки, сделанные на полях оперативных и информационных документов. По количеству и содержанию этих пометок мне удалось быстрее и лучше, чем путем личных бесед, выяснить отношение руководства отдела к тому, что было сделано и не сделано нашей резидентурой.