Агитбригада 2

Фонд А.

— Ершистый какой, — вздохнула женщина и грустно добавила, — мой Вася таким же был.

— Вася это кто? — спросил я из вежливости.

— Внук мой, — вздохнула старуха, — зарезали его сектанты год назад.

— Эти? — удивился я.

— Эти, — она смахнула слезинку и перевела разговор, — у тебя в торбе кое-что находится, что принадлежит мне.

— Что именно? — я, конечно, уже понял, что речь идёт о той зелёной хрени, которую я поймал в иве и из-за которой порвал куртку.

— Ёша, — сказала

старуха и улыбнулась от чего её похожее на печёное яблочко морщинистое лицо ещё больше сморщилось.

— Что за ёша? — спросил я.

— Помощник это мой.

— А почему он тогда не у вас, а на иве был?

— Ну ты же сам видишь, что здесь происходит, — развела руками она.

— Видеть-то вижу, — не стал отпираться я, — только не пойму ничего.

— А что здесь понимать, — нахмурилась она, — сектанты у нас орудуют.

— И что?

— А то! — неожиданно зло сказала она, — есть у них один там, Епифан, это проповедник ихний. Вот с него всё и началось. И помощники его тоже. Сперва души все ушли. А потом с людьми незнамо что твориться начало.

— Что именно?

— Да не знаю я! — всплеснула руками старуха в сердцах, — они словно и не люди внутри. Как куклы.

И просительно прибавила:

— Слушай, верни мне ёшу, а? Он тебе все едино без надобности, а я к нему привыкла…

— Что за ёша? — опять спросил я, — я такую ерунду впервые вижу. Души — да, с этим понятно. А вот оно что такое?

— А ты что, думаешь, что в нашем мире, кроме человеческих душ, больше ничего и нету? — заулыбалась старушка, — видно, ты совсем недавно прозревать стал. Да?

— Да, — кивнул я, — меня в трудовой школе током от станка ударило и вот я теперь вижу их.

— А я девкой была, гусей пасла на леваде и в меня молния попала, — кивнула своим мыслям гадалка. — Но мне-то хорошо, у нас в соседнем селе знахарка была, старенькая уже. Она меня к себе в обучение взяла и всё, что знала, передала. А вот ты сам-един, как перст.

Я пожал плечами, мол, что да, то да.

— Слушай, а иди ко мне в ученики? — спросила старуха, — конечно, девка-то оно всяко лучше, но ты силён, так что и с тебя толк какой-никакой будет.

Перспектива получить знания и разобраться во всём этом была заманчива, но стоило бросить взгляд вокруг и подумать, что придётся провести остаток жизни в забитом селе, как сразу наваждение проходило.

Но я вежливо сказал:

— Спасибо, конечно, я бы, может и с радостью, но не могу — есть у меня задание очень важное, — я показал глазами наверх, и старушка охнула:

— Тогда да. Раз так, надо выполнить. Но ты, если сможешь — приходи, я тебя всегда в ученики возьму, даже если девка у меня на то время уже на обучении появится.

— Договорились, — кивнул я, довольный, что всё так интересно складывается.

— А Софроний живёт отсюда

сорок вёрст пути, у Чёрной речки, — начала рассказывать старушка, — там деревня недалеко, Заболотье называется.

— Ого, — покачал головой я, — прямо от одних только названий уже жуть берет.

— А от Заболотья надо в лес углубиться, там верст пять, не больше, — продолжила рассказ старушка, оставив мой комментарий без внимания, — там хуторок будет, Чушки.

Я чуть не хрюкнул, ещё лучше.

— А там уже местных спросишь, я точно не знаю, — сказала гадалка, — но где-то там.

— Скажите. А вы души отправлять по месту назначения умеете? — спросил я.

— Никто не умеет, — покачала головой старушка, — бабка Мотря немного умела усмирять их, если злые были, а у меня и половины той силы нету, что у неё была.

— А вы души видите?

— Не всегда, — вздохнула старушка, — только если они сами хотят показываться. Я даже ёшу не всегда вижу. Так вернёшь мне его?

— Верну, — я вытащил куклу и прочёл заклинание с листочка наоборот.

Куклу окутало зеленоватое свечение и ёша вылетел оттуда как пробка и запрыгал по комнате, сердито стрекоча.

— Вот это да! — восхитилась гадалка, — сколько живу, такого ещё не видела!

— Чирикает, как воробей, — удивился я.

— Сердится, значит, — перевела старушка и неожиданно ласково заговорила, — ёша, ёшенька, не сердись, иди сюда, я тебе молочка дам…

Зелёная хрень заверещала что-то и прекратила прыгать. Гадалка встала, подошла к полке и взяла кувшин. Налила полмиски молока и поставила на пол, словно коту.

— Молоко? — удивился я, — откуда? В селе, говорят, всю скотину вырезали, чтобы советской власти не досталась.

— Всю, — кивнула старушка, — но не потому. Скотина она же их чёрное нутро чует. Когда коровы и свиньи начали при виде их бесноваться — вот Епифан и придумал эту сказку, чтобы весь скот селяне порезали. А вот я свою Муську оставила.

— Корова?

— Коза, — вздохнула старушка. — но молока хватает. Сколько там мне одной надобно…

Я сидел и наблюдал, как зелёный ёша подкатился к миске с молоком и сел прямо в неё. Через его прозрачность было видно, как молоко начало резко уменьшаться.

— С ума сойти! — удивился я.

— Это тоже душа, только не человеческая, — пояснила старушка, — ему молоко время от времени нужно. Чтобы силы были.

Мы проговорили с гадалкой всю ночь. Под утро я вернулся обратно в школу. Голова была чугунная, сказывалось, что уже вторые сутки без сна.

Было ещё темно, только-только пропели третьи петухи. К моему удивлению во дворе школы туда-сюда ходил Семён Бывалов.

— Где тебя носит, Генка? — укоризненным шепотом сказал он мне, — Макар там рвёт и мечет. Получишь ты у него сполна.