Агломерат
Шрифт:
– Встретил, и не раз, – кивнул Дэн. – Один раз мертвым притворился рядом с подбитой коробочкой автономов, а второй раз в болоте часов восемь просидел по горло в воде. Тяжело выбирался. Потом хотел попасть в Москву к родне, но не сложилось. Не хочу говорить, как я в Цитадели оказался. Где-то месяц в Самаре жил, но волей случая попал в ЕкБ. Когда приехал, еще более-менее было, потом начался бандитский беспредел. Просто вакханалия какая-то, я хотел было сначала в «дельцы» податься, да меня в военно-трудовой отряд направили. Ну, я как понял, что больше в Цитадели оставаться не хочу, решил рвать когти. Только не вышло, я из самой части-то вырваться смог, а вот потом не получилось. Словил меня первый попавшийся патруль, отправили к «найденышам». Они вас «найденышами»
– Денис, а тебе не стремно? – вдруг спросил я.
– Стремно, конечно, – хмуро кивнул Дэн. – Из Колизея шансов вернуться практически нет. Это же чемпионат, из всех, кто здесь спит, выживут человек пять, а скорее всего, никто не выживет.
– Я не про это, я про то, что ты пацанов кинул. Они же все погибли, все до одного, их бросили на мясо! – Я снова посмотрел в единственный глаз друга. – Тогда ты двинулся башкой на станции Вишера, но я не думал, что все так плохо. Зачем же ты второй раз побежал? Мы с тобой дезертиры, и я не оправдываю себя, я только одного понять не могу, зачем тебе все это?
– Что это? – угрюмо спросил Денис.
– Ну все, что ты делаешь. У тебя же была семья, была служба, и вдруг в один миг сбежал с поля боя и стал мотаться по всей стране. Я бы понял тебя, если бы ты сбежал и вернулся к своей семье, но нет. Ты болтаешься по всей стране, но нигде не остаешься. Я вот и спрашиваю: зачем тебе это?
– А ты что здесь делаешь, раз такой правильный? – оскалился Дэн и угрожающе посмотрел на меня. – Я тебя не просил тогда бежать за мной. Мне твои подачки не нужны! Ты такой же дезертир, как и я, не тебе меня учить жизни!
Он пытался меня запугать, но я уже понял, что творится в его душе. Понял, потому что чувствовал то же самое.
– Тебе стыдно своим в глаза смотреть?
– Да, – глухо ответил Денис и разжал кулак. – Я не могу себе простить, что тогда сбежал. Сначала пытался как-то заглушить это в сердце, но никак... я не могу им смотреть в глаза. Хотел убежать куда подальше, чтобы меня никто не видел, чтобы я никого не видел. Но не получилось, оказался здесь, и тут ты...
– У меня тоже такое было, – кивнул я.
– Расскажи, что с тобой случилось? – спросил Денис.
– Все было очень плохо... – Воровато оглянувшись, я начал историю своей жизни. – Когда мы разошлись, я вернулся к разрушенной Вишере, а там как раз прибыл трофейный тепловоз наших с двумя вагонами, полными раненых. Мстинский мост автономы разгромили, а этот маленький поезд сумел от них уйти. Я поехал с ними за бронепоездом, только, когда мы его догнали, от него уже осталось четыре вагона. Если бы питерские не пришли на помощь, его вообще бы размолотили в пух и прах. А потом... – я еще раз осмотрелся и придвинулся к самому уху Дениса, – меня поймали чистильщики и хотели казнить как дезертира. Владислав, тот самый, который у замначальника беседы вел, мне простую рокировку предложил: он спасает мне жизнь, а я перехожу в их информаторы. Ты не представляешь, как они классно работают. В Питере они завершили мою вербовку, пристроили за мной еще одного чистильщика, дали задание. Вот так я и оказался в Тобольске. А потом в городе появились «дельцы». Первый месяц мы прятались в одной деревушке, но потом нас все равно поймали. Я дней десять провел в перевалочном, местный главный решил меня в Колизей продать. Хочет посмотреть, как я буду мучиться.
– Эк тебя помотало, – покачал головой Денис. – Теперь ты, получается, чистильщик. А по поводу Колизея тут совсем все плохо, есть шанс выжить только в Чемпионате, если определят в травлю или бои, то шансов нет.
– Чемпионат? – переспросил я.
– Чемпионат Смерти, – повторил Денис, поправив грязную повязку на глазу. – Это их главное развлечение. Чемпионат устраивают по самым большим праздникам, повод к нынешнему – разгром наступления другой бандитской армии. Какой-то сброд постреляли, вот и радуются. Так вот, Чемпионат делится на три этапа. Первый – «топь». С настоящим болотом сходства мало, воды там по щиколотку, все остальное, что стоит внутри, – разбитые
– Постой, – перебил я, – а в чем соль? Просто добежать? Спринт, что ли?
– Если бы, – покачал головой Денис, – до пирамиды двадцать человек еще ни разу не добегали, максимум – десять. Обмажут нас какой-то особенной дрянью, выпустят свору собак, которые эту дрянь чуют и дико бесятся. Арена там не самая огромная, собачкам искать нас долго не придется. Вот и будут нам глотку грызть на смех верхушке Цитадели. Вся элита приедет, станут хохотать, время от времени стрелять по нам, это тоже правилами не запрещено. Мест, чтобы укрыться, там нет, полузатопленная техника не в счет. Оружие – будет: палки, бутылки, отвертки – все дерьмо, которое скинут, может спасти тебе жизнь. Вот такая история... И это – первый этап.
– Знаешь, Денис, – почесал я голову, – что-то Цитадель облажалась: пара десятков голодных собак не самое страшное испытание. Если найдется хоть что-то колющее и режущее, шанс отбиться есть. Соберем группу, человек десять, будем держать круговую оборону. Тем более, я так понял, можно взбираться на технику, делать перерывы.
– С чего ты взял, что их будет пара десятков и это будут простые собаки? – удивился Денис.
– Ну нас же не сразу кинут всех, места на арене не хватит, – пожал плечами я. – А про пару десятков... по-моему, ты говорил, нет?
– Нет, – помотал головой Денис. – Нас будет тридцать три, а выпустят сто волков. Они волков собачками называют, ты не знал?
Глава 5
«Синий» отряд отбивался довольно долго. Они не стали разбиваться на группы и старались держаться вместе. Я из клетки поражался их слаженным действиям. Тридцать три богатыря, по-другому не назовешь, голодные, раненые, они дрались за свою жизнь до конца. В ход шло все небогатое вооружение, что «дельцы» им презрительно кинули перед боем. Стеклянные бутылки они превратили в оскаленные острыми «лепестками» опасные «розочки», которыми полосовали морды одуревших от ярости волков, длинными палками били их по клыкам, порой удавалось пускать в ход ножи. Самым главным орудием защиты «синего» отряда было несколько полицейских щитов, которыми отчаянные бойцы просто отбрасывали бешеных зверей.
Стадион ревел и бесновался от дикого зрелища. По щиколотку в грязной воде, чумазые и бесконечно уставшие, три десятка человек изо всей силы боролись за свою жизнь, а тысячи «дельцов» Цитадели делали ставки и заключали пари. Когда до спасительной пирамиды оставалось метров двадцать, вдруг со стороны ложи Верховного Правителя Цитадели раздались выстрелы. Несколько человек в дорогих костюмах начали стрельбу из охотничьих ружей по мужественным бойцам. После трех или четырех залпов карабинов единый круг обороны был прорван; волки, почуявшие слабину, набросились серой лавиной на ошеломленных людей. Половина отважного отряда была растерзана буквально за несколько мгновений, обезумевшие от крови волки бросались на парней – впятером или вчетвером на одного. Сбитые кричали дико, потом крик переходил в хрип. Я видел, как один из парней в синей форме, потеряв от отчаяния голову, бросил свой щит и попытался добежать до пирамиды. Но, сделав всего пять или шесть шагов, он упал – его сбил свой же товарищ: просто отпихнул посильнее в сторону, а сам устремился вперед. Люди, только что дравшиеся бок о бок, вмиг стали непримиримыми врагами. Бой закончился, оставалась только борьба за жизнь. Отпихивая раненых и беспомощных, наиболее сильные неслись к пирамиде. Некоторые смогли добежать, остальные лежали в грязи окровавленными кусками мяса.