Агнесса. Том 2

Бекитт Лора

— Не знаю. Я отослала его, — сказала Агнесса. — Наверное, нет.

— Пусть придет, — заявила девочка и встала, чтобы идти. — Мне надо разобрать чемодан.

— Джесси! — позвала Агнесса. — Пожалуйста, не уходи. — И, когда дочь обернулась, с мучительным чувством добавила: — Ты… осуждаешь меня?.. Я бы хотела вернуться, дорогая, очень хотела. И я вернусь, обещаю тебе! Я не желала уезжать, просто Орвил так решил… ты знаешь, почему. Я люблю тебя и Джерри, больше всего на свете! Мне тяжело сейчас, очень тяжело — поверь!

И

Джессика, девятилетний ребенок, прильнула к ней и зашептала, почти что плача от любви, нежности и вновь обретенного чувства материнских объятий:

— Я увезу тебя, мама, ты не останешься здесь! Я сделаю так, что папа тебя простит!

Пока они беседовали, Рей бродил по комнатам, разглядывая вещи. Когда Агнесса стала помогать ему складывать в шкаф привезенную одежду, вынул из чемодана что-то завернутое в плотную ткань.

— Дядя велел отдать вам. Он сказал, что это не моя вещь, и она не принесет мне счастья.

Агнесса взяла кинжал Александра Тернера, второй из двух.

— Хорошо, Рей; может, так и вправду лучше. — Она присела перед ним. — Как твои дела? В школе и дома? Я вижу, ты подружился с Джессикой?

Рей мотнул головой. Он тоже вырос и был уже на голову выше своей названной кузины; его смуглое лицо с холодноватыми серо-голубыми глазами было серьезно, без прежней нагловатой жесткости; черные густые и жесткие волосы блестели, как вороново крыло.

— Я не люблю девчонок… Но с нею хоть можно поговорить.

Агнесса улыбнулась, и Рей — тоже, правда, совсем чуть-чуть. Ей всегда хотелось, чтобы он улыбался… Жаль, что она так и не сможет хотя бы отчасти заменить ему мать.

— Я очень рада. Постараюсь найти для тебя лошадь, как ты хочешь. Вообще, если что нужно, проси, не стесняйся, хорошо?

Мальчик кивнул.

Несмотря ни на что Агнесса до конца дня была оживлена и весела, Она устроила праздничный — в честь приезда гостей — обед и даже успела немного погулять с детьми по набережной. Она вздохнула облегченно — теперь соседи, быть может, не будут болтать худое! Но… дети приехали всего на две недели, а что потом? Агнесса так и не знала, что же известно Орвилу, ну, да не все ли равно? Обманывать его она не сможет.

Они сидела на краю постели в ночной сорочке и с расплетенными на ночь волосами, одна в своей комнате. Джессика просилась к ней, но Агнесса не взяла ее, хотя и очень хотела, ведь эту постель она уже столько ночей подряд делила с Джеком.

Агнесса почувствовала, как горят щеки, и подошла к приоткрытому окну.

Некоторое время она следила за колдовским движением раскачиваемых ветром деревьев, каждое из которых было по отдельности, а все вместе они походили на гигантские травы, колыханием рождающие мощный завораживающий звук.

Агнесса вскрикнула и невольно отпрянула, когда перед нею возникло вдруг человеческое лицо.

— Боже мой! Джек!

Он перелез через подоконник и очутился

в комнате.

— Тише, Агнес! Запри дверь.

Она пыталась безмолвно протестовать, и тогда он, сжав руками ее полуобнаженные хрупкие плечи, сказал:

— Я останусь здесь. Не прогонишь же ты меня сейчас? Мне некуда идти… Агнес! Я так изголодался по твоей любви за все эти годы, что каждая ночь, проведенная с тобой, для меня как еще одна жизнь и поверь: никуда ты не вырвешься, потому что однажды я взял в плен твою душу и уже не отдам. И я буду всегда возвращаться к тебе, откуда и как угодно, никуда от тебя не денусь!

Она знала — он и впрямь так любит ее, как знала и то, что он в самом деле уже не уйдет, но сказала все-таки:

— Я не могу, Джекки! Быть может, ты не понимаешь, но если Джессика… Она в сосденей комнате, я не сумею потом смотреть ей в глаза! Девочка не должна быть свидетельницей такого поведения своей матери, пойми!

Он понимал, но для него в этот миг было важно только то, что она противится отнюдь не потому, что не любит.

— Страшно быть такой, Джек, — лицемерно-лживой! Я прошу тебя, пожалуйста, уходи!

Он молча смотрел на нее, а она думала: что же в самом деле есть между ними? Джеку многого не хватало — образованности Орвила, его умения понимать и способности откликаться на ее малейшие душевные порывы, тонкости общения, но была странная магия взгляда и притягательность объятий. И вот он обнял ее снова.

— Не терзай себя, Агнес! Никто не узнает, я уйду очень рано — тем же путем. Не надо так… ты же любишь меня?

Джек прошел к ее постели, и она, повернувшись к нему, прошептала себе в утешение, в оправдание то, что звучало больше как приговор:

— Люблю…

Джессика сидела на скамейке в тени деревьев в бледно-голубом в желтый цветочек платье, с волосами, схваченными на затылке ярко-синим бантом, и в выражении ее личика не было ни капли ангельской кротости.

Джек сразу увидел — это его дочь, готовая к защите, когда придет момент, и не желающая отступать. Только… ведь он не желал ей зла!

Девочка разглядывала его; он по-прежнему казался ей чужим и враждебным, хотя в облике его и не было ничего отталкивающе-страшного: ни в немного усталом лице, ни в светлых глазах, глядящих на нее внимательно и с ожиданием, ожиданием объявления ею каких-то важных решений.

Сердце Джессики забилось в волнении.

— Я знаю, кто вы! — с вызовом, откинув назад голову, внезапно заявила она.

Лицо Джека помрачнело, и что-то дернулось в нем, точно надорванная струна.

— Знаешь?..

— Да. Папа сказал мне, что вы… говорили тогда правду.

— А! — Облегченно вздохнув, Джек улыбнулся. — Ты об этом? Я рад, что ты наконец поверила.

Он подошел ближе.

— Помните, вы говорили, что хотите дружить со мной?

— Конечно. И сейчас хочу.