Агнесса. Том 2
Шрифт:
Самый молодой шел, спотыкаясь, часто отставал, и тогда двое других поворачивались и набрасывались на него в приступе бессильной злобы, заставляя идти.
Они бежали так уже много миль, тяжело дыша, изнемогая от усталости и страха, животного страха погони.
Впереди их ждал огромный овраг. Они скатились по его склону, проползли по дну и стали карабкаться наверх, до крови обдирая руки о торчащие там и сям сучья и острые камни. Выбравшись, отдышались и побрели дальше.
Вдруг самый молодой, который шел, спотыкаясь, как тростинка на ветру,
— Вставай, скотина! — в бешенстве закричал первый и несколько раз пнул ногой лежащего на земле, а тот, морщась от боли, проговорил:
— Я не могу идти дальше, оставьте меня.
— Ну, нет! Тебя схватят… потом нас… Вставай!
— Пристрели, — предложил второй.
Первый навел дуло на лежащего, а тот смотрел на своих спутников с ужасом и тоской, не в силах вымолвить ни слова.
Последовало еще несколько жестоких ударов.
— Да пристрели ты его! — повторил второй. По лицу его было видно: как бы сильно ему этого ни хотелось, сам он выстрелить в упор, да еще в безоружного и лежащего на земле, не решился бы. Но казнь чужими руками его вполне устраивала.
Первый, казалось, колебался.
— Патронов мало, всего четыре штуки, — сквозь зубы процедил он. В это время несчастный беглец приподнялся из последних сил и встал на ноги. Первый остервенело хлестнул его рукой по лицу.
— Еще раз упадешь — убью!
Они поплелись дальше.
— Да что за жизнь такая! — ни к кому не обращаясь, произнес второй. — Мне, если поймают, точно дадут пожизненное… А это уж крышка!
— Заткнись! — огрызнулся первый. — А меня схватят — повесят сразу! Хотя, черт с ним, лучше уж смерть! Или я сдохну где-нибудь в болоте, или пулю себе в лоб пущу, но не вернусь, не вернусь туда!
Он шел, повторяя эти слова, как заклинание, в каком-то диком исступлении. Глаза его горели лихорадочным огнем.
Некоторое время хранили молчание. Второй уже не раз поглядывал на револьвер (который раньше был у него) и однажды, выбрав удобный момент, набросился на своего спутника, стремясь вновь завладеть оружием.
Ему не удалось свалить противника одним ударом, и вскоре они, сцепившись, покатились по земле. Они колотили, душили друг друга, рыча, как дикие звери, а третий испуганно смотрел на них. Они оба могли его убить, и он не осмелился никому помогать, хотя ему нужно было, чтобы кто-то из дерущихся остался жив — сам он не знал дороги.
Это были арестанты, беглые каторжники. Вместе они оказались случайно, друг друга не знали. В ту ночь бежало несколько заключенных, а среди них, по стечению обстоятельств, и эти трое.
Все они действительно походили на привидения. На их спинах не было живого места; кое-где среди рубцов от плетей виднелись еще более глубокие следы от ударов железными прутьями, на запястьях тоже были шрамы, как и на сбитых в кровь ногах.
Схватка закончилась так же внезапно, как и началась. Первый ударил противника
— Ты… вставай…— задыхаясь, произнес он. Второй встал, пошатываясь и сжимая голову руками.
Мгновение они смотрели друг на друга, потом первый резко повернулся и, прихрамывая, побрел вперед. За ним двинулся третий, а второй шел последним, уныло озираясь, как побитая собака.
Дошли до небольшого озерка, по берегам заросшего осокой, за которым начинались топи. Беглецы жадно бросились пить мутную воду. Они не ели уже двое суток, но им приходилось голодать и более длительное время, так что от этого они пока не сильно страдали, но жажды побороть не могли.
— Что будем делать? Куда ты, черт возьми, нас завел? — спросил наконец второй.
— Все правильно! Надо переплыть!
Самый молодой испуганно вздрогнул и посмотрел на обладателя оружия, произнесшего эти слова, как на сумасшедшего.
— Там болото, — сказал второй, вглядываясь в туман.
— Плыть! — упрямо повторил первый. — Если мы свернем, пойдем по берегу, рано или поздно на наш след, нападут. А так спасемся.
— Или утонем, — мрачно добавил второй.
— Жить хочешь — не сдохнешь!
— Да? А болото? Я туда первым не сунусь.
— Я пойду первым. Меня смерть не любит, — ответил первый, и глаза его дико сверкнули.
— Я не доплыву, — обреченно произнес третий, и его словам можно было поверить.
— Если утонешь — еще лучше будет: не придется возиться с тобой, — был ответ. — Давайте, полезайте, живо!
Второй попробовал воду.
— Холодная.
— Вот островок. — Первый указал в невидимую туманную даль. — Там разведем костер.
— Если еще попадем туда!
— Это точно.
Все трое, кто с кажущимся равнодушием, кто с видом приговоренного к смерти, вошли в озеро. Вода и впрямь была холодная, грязная — со дна тучами поднимался ил.
Беглецы поплыли. Ни у одного из них не было уверенности в том, что он достигнет противоположного берега.
Второй вырвался вперед, за ним двигался первый. Самый молодой плыл последним. Его губы были судорожно сжаты, взгляд напряжен; каждый взмах руки давался ему с трудом. Холодная вода сковывала суставы, подступавший мрак смерти наполнял сердце черным ужасом, уничтожал волю и затуманивал разум.
Вдруг он хлебнул воды, раз, другой, и понял, что тонет. Двое плыли впереди; от них он помощи не ждал, но инстинкт оказался сильнее.
— Помогите! — жалобный крик пронесся над озером, вспугнув из осоки стайку птиц.
И потом еще раз:
— Помогите!
Больше он кричать не мог.
Второй оглянулся — кривая усмешка появилась на его губах — и поплыл дальше, разрезая воду равномерными бросками рук. Первый быстро глянул на тонущего, чуть-чуть замедлил движения, словно еще сомневаясь, потом все-таки повернул назад.