Агония обреченных
Шрифт:
В номер вошла женщина лет тридцати пяти в строгом темном платье, в маленьком белоснежном переднике и высокой и тоже белоснежной накрахмаленной пилотке на голове. Перед собой она катила тележку с обеденным сервизом.
— Ваш обед, господин Тауберг, — сделав легкий книксен, не проговорила, пропела она и стала переставлять приборы с тележки на обеденный стол. — Могу я поинтересоваться, что вам приготовить на ужин?
— Приготовьте мне ужин на свое усмотрение, — ответил Бредли, внимательно рассматривая ее. — Если ваш вкус мне понравится,
Женщина не ответила ничего, лишь чуть улыбнулась. Закончив с сервировкой стола, спросила:
— Какие-нибудь просьбы, господин Тауберг?
— А просьбы какого характера вы принимаете?
— Просьбы могут быть любого характера, но не все они выполнимы.
«Молодец, хорошо ответила, — мысленно похвалил ее Бредли. — Не удивлюсь, если окажется, что она умеет владеть оружием».
— В таком случае, если позволите, пару вопросов.
Женщина стояла и молча, с интересом смотрела на него.
— Первое: это подлинники? — кивнул Бредли на картины.
— В живописи я разбираюсь так же, как и вы, господин Тауберг, но не думаю, чтобы из музеев с завоеванных германской армией территорий вывозились копии.
«И опять хорошо… Нить разговора у нее, хоть она и сказала-то всего пару слов».
— И второе: как ваше имя?
— Я не уточняла у своего руководства, каким именем мне следует вам представляться. Извините меня, господин Тауберг.
— А кто ваше руководство?
— Это уже третий вопрос, а вы просили разрешения только на два. Приятного аппетита, господин Тауберг. — Она улыбнулась, вновь сделала книксен и удалилась.
За обедом Бредли слушал клавесинную музыку Баха; выбор пластинок был большой, он выбрал свою любимую запись.
Глава 5
Доктор Шнайдер пришел вечером, сразу после ужина; в руках он держал тонкую кожаную папку. Изменения, как в манере поведения доктора, так и в его облике, Бредли заметил сразу и без труда. Никакой растительности на лице доктора не было: ни бородки, ни усиков. О том, что они были накладными, Бредли понял по легкой небритости на лице доктора. «Значит, брился утром; если бы усы и бородку сбрил после нашего приезда, чисто выбритым было бы все лицо, — догадался Бредли. — И держишь ты себя совсем по-иному: взгляд спокойный, проницательный; от заискивающей улыбки не осталось и следа. Так держат себя только уверенные в себе люди, наделенные властью. Отсюда — вывод: ты такой же доктор Шнайдер, как я — Тауберг. Да, собственно, и Бредли — тоже».
— Как отдохнули? — спросил доктор, проходя в номер и по-хозяйски устраиваясь в одном из кресел.
— Вы знаете, неплохо. Говорят: на новом месте — плохой сон. Я после обеда уснул сразу и спал как младенец. Ваши камеры наверняка это сняли.
— Это говорит о том, что у вас или крепкие нервы, или… чистая совесть, — проговорил «гость», «пропустив» последнюю фразу мимо ушей.
— Или и то, и другое. — Бредли закинул ногу на ногу, показывая
— Ну что ж, прежде чем мы начнем нашу беседу, — после небольшой паузы медленно заговорил доктор, — я хотел бы уточнить одну деталь.
Он вновь помолчал и внимательно посмотрел на Бредли:
— Вести с кем бы то ни было какой-то диалог обезличенно, я не привык, поэтому скажите, как все-таки мне вас называть? Господин Тауберг, мистер Бредли или мне называть вас все же вашем настоящим именем?
Такой вопрос Бредли насторожил.
— Что вы имеете в виду под «настоящим именем»?
— Обер-лейтенант Кесслер.
Это был удар, которого Бредли не ожидал. Под этим именем — по легенде — он, советский разведчик Сергей Озеров, в мае сорок пятого начал свое внедрение в разведслужбы США. Мало того, Бредли был уверен в том, что людей, знавших его под этим именем, давно уже нет в живых: ни в советской разведке, ни тех, кто с ним пересекался тогда, в Германии; разве что медсестра Паола, которая ухаживала за ним.
Доктор поднялся, принес из бара бутылку с коньяком, налил полстакана и подал его Бредли:
— Выпейте. Пейте, пейте… Вы очень бледны. Может быть, позвать врача?
Бредли отрицательно мотнул головой, залпом выпил, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. «Неужели он решился на вербовку? Рискованный шаг с его стороны, — автоматически начал просчитывать Бредли. — Чтобы пойти на такой шаг, нужно иметь козырь, и причем весомый. Если вербовка не удастся, о ней узнает Даллес, а он этого ему не простит. Возни у себя за спиной не потерпит. Значит, мне надо сделать так, чтобы вербовка удалась. Но как?..»
— Не надо врача; вы же сам — доктор; вон какое хорошее лекарство мне дали. — Бредли слабо усмехнулся и открыл глаза; «гость» все еще стоял рядом и смотрел на него. — Обер-лейтенант Кесслер погиб в мае сорок пятого в Германии, — проговорил Бредли после небольшой паузы. — Об этом должны быть соответствующие документы… господин генерал.
Теперь улыбнулся доктор; он отошел и вновь занял свое кресло.
— Я знал о том, что вы догадаетесь. С такими профессионалами, как вы, играть втемную — пустая трата времени. Вы правы, я действительно президент Федеральной разведывательной службы генерал Гелен. А документы, подтверждающие гибель обер-лейтенанта Кесслера, действительно существуют. Вот они.
Генерал достал из той тоненькой папки, с которой пришел, несколько скрепленных листов, фотографий и положил их перед Бредли:
— Можете посмотреть.
Бредли взял фотографии и листы, стал внимательно просматривать. Это были действительно те самые документы, которые когда-то показывал ему Пол Сэдлер. А вот фотографии он видел впервые; его тогда только что сфотографировали. Молодой Бредли — в то время он был Кесслером — в форме обер-лейтенанта вермахта лежал, облитый куриной кровью; выглядело более чем убедительно. Бредли еще раз перечитал записи на листах.