Агрессия и катастрофа

Проэктор Даниил Михайлович

Но "генерал-квартирмейстерской службой", т. е. вождением колонн, составлением маршрутов и разбивкой лагерей, во всех армиях так или иначе занимались давно, пожалуй, с незапамятных времен. Когда мы говорим о германском генеральном штабе, то имеем в виду высший и важнейший руководящий военный центр, ставший со временем первостепенным фактором политики господствующих классов Германии. В таком смысле создание генерального штаба следует, видимо, отнести к периоду наполеоновских войн.

Вероятно, первыми зародышевыми клетками стали баварское "Секретное военное бюро" 1803 г. и реорганизованный в этом же году по плану генерала Массенбаха прусский генерал-квартирмейстерский штаб, в задачу которого входила разработка

военных планов в мирное время, регулярное проведение учебных поездок и рекогносцировок. Вскоре поражение Пруссии под Йеной и Ауэрштедтом доказало непригодность начинавшего складываться высшего органа военного руководства. Последовала серия реформ. Вслед за введением в 1813 г. всеобщей воинской повинности произошла реорганизация системы управления армией. В 1817 г. 2-й департамент военного министерства Пруссии стал официально называться генеральным штабом. В нем несли службу 17 офицеров. Каждый армейский корпус получил трех офицеров генерального штаба, каждая дивизия - одного. Так начала складываться каста генштабистов.

Еще в период расцвета прусского абсолютизма, во времена Фридриха II, милитаризм стал неким "государством в государстве". Именно тогда прусский милитаризм выработал ставшие устойчивыми традиции полного подчинения и повиновения единоличной власти, жестокости, высокомерия и агрессивности.

Создание в последней трети XIX в. германского рейха под гегемонией Пруссии и ее успешные войны 1864-1871 гг. стали решающим периодом процесса формирования современного германского милитаризма.

Национальное объединение Германии, завершенное в результате франко-прусской войны под эгидой Пруссии, необычайно возвысило роль военного элемента во вновь созданной империи, которая сразу же оказалась под главенством агрессивных милитаристских сил. Появление в центре Европы новой мощной державы, которая уже сумела доказать свою воинственность, не только полностью изменило соотношение сил в Европе, но и дало толчок развитию милитаризма в европейских международных отношениях.

Рост противоречий и напряженности в Европе в связи с возникновением объединенной "по-бисмаркски" Германии, которая вела политику "железа и крови" и очень скоро предъявила свои территориальные претензии, постепенно превращал европейский континент в систему вооружавшихся друг против друга лагерей.

Нужно ли говорить, что в таких условиях только что созданная Германская империя обеспечила генеральному штабу положение исключительности. Прусский дух стал господствовать не только в армии. Он все больше и больше вплетался во всю общественно-политическую жизнь страны. На рубеже двух столетий генеральный штаб отшлифовался как центр управления войной, превратился в руководящий военный орган империалистической экспансионистской и колониальной политики. Высшая военщина классово и политически объединилась с быстрорастущей монополистической буржуазией и стала ее орудием в подготовке агрессивных войн.

В условиях вильгельмовского рейха милитаризм "обогатился" реакционной идеологией пангерманизма, пренебрежением к другим народам и тем сверхнационализмом, который вскоре проложил путь нацизму. Милитаристы были главными союзниками монополий в подготовке и развязывании первой мировой войны, во время которой германский империализм предпринял свою первую попытку переделить мир.

Сразу после войны 1914-1918 гг. генеральный штаб по условиям Версальского договора официально был распущен. Но фактически он продолжал существовать, став одним из центров контрреволюции и организатором тайного перевооружения Германии. За годы Веймарской республики генеральный штаб научился маневрировать в условиях буржуазно-демократического режима. Приспосабливаясь к нему, он вместе с тем сохранил свою сущность, свои позиции "государства в государстве", свои кадры. Некоторые западногерманские исследователи стремятся утвердить взгляд, будто высшие руководители

армии сотрудничали с Гитлером лишь в узкой военной области: при своей "традиционной аполитичности" они не разглядели преступной сущности нацизма. В последующем мы еще не раз будем возвращаться к этому вопросу. Здесь априори выскажем лишь ту мысль, что подобные взгляды искажают факты действительной истории. Наиболее реакционная часть германского генералитета представляла собой одну из ведущих сил, создавших Гитлера как политическую фигуру и вручивших ему затем диктаторскую власть.

Чтобы по достоинству оценить тезис о так называемой аполитичности германского военного руководства в те годы, когда решалось будущее Германии, необходимо хотя бы вкратце рассмотреть вопрос о политической сущности корпорации, которую мы здесь условно называем германским военным руководством. Для этого необходимо увидеть направленность ее социально-политических действий в тот исторический период, когда в России победила Великая Октябрьская социалистическая революция, а Германия после поражения в мировой войне проходила через революцию и острые классовые битвы 20-х годов. Именно в этот период германский империализм определил новые социальные задачи, выработал политическую программу, которая затем стимулировала его активность вплоть до середины 40-х годов.

На первом и втором этапах общего кризиса капитализма германский империализм с помощью милитаризма, представляемого прежде всего высшим военным руководством, выступал как ударная сила против социализма, рабочего движения и национально-освободительной борьбы народов. Эта социальная функция германского милитаризма сложилась вполне отчетливо именно в 20-е годы.

Сразу после окончания первой мировой войны кайзеровские генералы использовали антикоммунизм, контрреволюционные настроения буржуазии и ее партий для быстрого усиления влияния в государстве и сохранения себя как главной опоры реакционной политики господствующих классов. Милитаристы еще в период германской революции 1918 г. пошли на союз с правительством правых социал-демократов, которое проводило контрреволюционную политику борьбы с рабочим движением.

Используя ненависть к Советскому Союзу господствующих кругов Германии, Франции, Англии, США, германская военщина с начала 20-х годов стала рекламировать себя как "единственную силу, способную остановить нашествие большевиков" на Европу и "спасти Запад". Она стремилась доказать своим бывшим противникам, что только сильная в военном отношении Германия может создать антисоветский "защитный вал". Уже в те годы генералитет начинает спекулировать на "советской угрозе", чтобы под этим флагом развивать собственную военную мощь. Еще 18 декабря 1918 г. немецкий "военный атташе в северных странах" писал из Стокгольма в генеральный штаб: "Нам очень важно разбить самим русскую Красную Армию в Прибалтийских провинциях, не то наши восточные провинции будут находиться под непосредственной угрозой, и оттуда большевистский яд распространится дальше по Германии".

Еще более откровенно говорилось на этот счет в меморандуме министра рейхсвера Геслера, направленном им в апреле 1920 г. министерству иностранных дел для передачи странам Антанты: "Если эти массы (Геслер имел в виду народы Советского Союза.
– Д. П.) придут в движение, то они... навалятся на немецкие границы... Если этот вал на подступах к Германии не встретит оборонительного вала, то их поток захватит и Германию, а затем зальет всю Европу... Союзные правительства, однако, против этой опасности своими границами не очень эффективно защищены, их может защитить восточная граница Германии и немецкий рейх, который сумеет отразить большевизм"{5}. Предельно ясно. Именно в надежде, что Германия их "защитит", западные державы в последующие годы разрешили ей вооружиться, а затем поощрили германскую реакцию на развязывание новой войны.