Агрессор
Шрифт:
«Ты не мужчина». Что это за бог такой, который терпит оскорбления? Или он любит обиды, удары, плевки? Крэкк не хотел снимать скальпы, но незаслуженно терпеть унижение он тоже не хотел!
«Оставьте меня в покое! Сколько можно! Меня изранили копьями, меня чуть не убил Рутт! Теперь Салль…»
– Возьми мою руку, Крэмберг! – закричал Крэкк, упал на колени и заплакал. – Забери обе руки, только верни Салль!
Пусть он только вернет ее, что ему стоит?!
Крэкк сидел на земле и плакал. Зачем ему открылась проклятая тайна людей? Он все потерял!
Слезы
Человеческая цивилизация. Люди не противились злу, они терпели. Духи пришельцев не восставали против зла, Крэмберг не хотел жертв. Он не примет руку Крэкка, отрежь тот ее хоть по самый локоть. Масса Двести Тонн мог пролить реки крови, воздвигнуть горы трупов, но он строго следил за тем, чтобы обладатель стальной головы не сердился. От этого становилось тяжело. Нет, нейрошлем у Крэкка на плечах был легок, тягостно было на душе. Слишком неудобная ноша.
Крэкк мог взрывать горы, сносить деревни, превращать десятки квадратных километров в выжженную пустыню, но не мог даже как следует рассердиться. Какой он после этого воин? Салль права.
Идти к трусам? Жить среди трусов? Пусть и всемогущих.
Пальцы дикаря опустились на выемку справа от скулы. Щиток на подбородке раскрылся. Крэкк потянул. Нейрошлем легко соскользнул с головы.
Свободен! Дикарь, не веря удаче, вытер лицо листом папоротника. Без отрубленных рук!
– Борт номер один. Вызывает борт номер два…
Крэмберг давал ему возможность выбрать. Крэкк размахнулся, чтобы запустить нейрошлем подальше в заросли, и застыл. Бог пришельцев был неудобен, унизителен, но в нем заключалась правда. Неловкая, постыдная, но… правда.
– Борт номер один…
Крэкк смотрел на левый короткий мизинец. Язургу платили кровью, Крэмбергу – гордостью. И тут дикаря осенило: он, Крэкк, уйдет от первого, и пока не будет отвечать второму. Жить без богов! Сам по себе!
Опустив щиток, чтобы не слышать голоса духов, Крэкк понес нейрошлем в руке. Дикарь направлялся на базу низколобых, на которой он был много лет назад, когда проходил стандартную имплантацию. Он все же надеялся улететь с Крикка. Он будет жить на одной из планет пришельцев, но без железной головы на плечах. Многие люди со звезд так делали. Да что там многие – большинство! Почему он, Крэкк, должен мучиться?
Сам по себе.
В вышине неба, оставив инверсионный след, пронесся дестроер. Масса Двести Тонн вызывал борт номер один.
Баталов очнулся в полностью остывшей броне, от того, что кто-то ползал между нагрудником и телом. Муравьи! Без шлема герметичность экзоскелета была, мягко говоря, нарушена.
Олег вскочил. Без того ноющую ногу пронзило болью. Пришлось все же поплясать, запустив руки под защитную оболочку, освобождаясь от крошечных тварей.
Жутко хотелось есть, но протеин закончился еще вчера.
На агрмометр можно было не смотреть. Олега раздражало абсолютно все: утренний свет, пара иссиня-черных крупных бабочек на широком
Олег вспомнил, в каком состоянии и с какими мыслями вырубился вчера, и ему стало не по себе.
Снаряжение было разбросано, но ружье со звуковым конусом и ионный лучемет лежали рядом, в водонепроницаемом кожухе-мембране. Гучарро не гучарро, а рефлексы, привитые в космодесанте, покидают человека только с выходом души из бренного тела. Нет, душа уходит первой.
Откинув защиту на раненой ноге, Олег вспорол штанину. Рану заполнил белесый гной. Сняв стягивающие скобки, инструктор обмотал конец ножа куском подкладки. Стиснув зубы, Баталов скреб края раны, очищая их от налета, но при их сведении гной выступал вновь. Олег отложил нож в сторону, нужна была горячая вода.
Раньше он бы за пять минут вскипятил озеро, но с уровнем агрессии 1,2 Ag о разведении огня пальбой из бластера можно было только мечтать. «Зажигалка» – металлическая спираль в пластиковом корпусе на запястье экзоскелета за несколько минут лишь приятно потеплела. Прикуривать от нее мох пришлось бы дня два, если не неделю.
«Крепко же помял меня Брикс!»
Оставался дедовский способ разведения огня. Варварский, но надежный.
Баталов вытащил из экзоскелета аккумуляторную батарею, присоединил к клеммам куски проводов и свел их оголенные концы над куском ткани, предварительно смочив ее спиртом из трофейной аптечки. Прежде чем концы соединились, между ними проскочила искра. Ткань вспыхнула. Олег бросил ее на сухие ветки. Занялся огонь.
Каменный век!
С полудохлым экзоскелетом, без GPS, без консервированной пищи, с перебитым оружием Баталов чувствовал себя бородатым людоедом с торчащими во все стороны немытыми космами.
Нет, еще хуже – ни разу не чипированным людоедом.
Есть хотелось жутко. Справочник коммуникатора предложил Олегу съедобные листья и прочую зелень: подорожник, щавель, шиповник и то, что коммуникатор определил как «лопух большой».
Баталов ограничил поиск субтропиками. Выпал ямс – травяная лиана. Корни ямса ядовиты, но, если их сварить, походили на картофель, сообщал коммуникатор. Баталов рассматривал на экране грушевидные плоды гуаявы, которые ему больше понравились. Еще пара плодов-каракатиц. Видимо, дальше Олег должен был пастись в лесу, вырывая местные корнеклубни, сверяя их с картинкой на экране, и тогда есть. Если бы он еще твердо стоял на ногах.
Однажды инструктор Баталов удивил сослуживцев, приготовив кофе из корней лопуха, но это на земных учениях в Средней полосе России. Сейчас космодесантник хмуро бросал в костер палки, напоминавшие сухой бамбук. Скрытое кронами солнце быстро нагрело верхние этажи леса. Неподвижный, словно в оранжерее, воздух стал душным, запахло гнилью. Листья покрылись блестящей испариной.
По ногам Олега вновь ползали муравьи. И тут он услышал знакомый стрекот двигателей. Жаль, но завтрак с рассыпчатыми клубнями и плодами местных растений пришлось отложить.