Агрессор

Безбах Любовь Сергеевна

Я мысленно потянул ее к себе. Своей способностью внушать людям разные ощущения я пользовался крайне редко и только в самых безвыходных ситуациях, отчасти оттого, что я был, можно сказать, вооружен против безоружных, отчасти из-за невыносимых головных болей после этого. Сейчас последующая расплата меня не заботила. Я внушал Алике влечение ко мне, чувство любви, нисколько не отличающееся от настоящего.

Вместо того чтобы потянуться ко мне, Алика попятилась. Внушаемое мною чувство здорово напугало ее. Я подошел ближе, она отшатнулась.

— Нет, — твердо

сказала она.

Она медленно пятилась от меня. Я усилил внушение. Она боролась с собой, отступая. Я применил всю свою силу, на какую только был способен. Алика, задыхаясь, прижалась спиной к стене и смотрела на меня расширенными глазами. От внутренней борьбы лоб у нее покрылся тонкой пленкой испарины. Я подошел к ней и обнял ее упругое тело. Мое сердце билось, как тяжелая кувалда. Ее глаза со светлыми крапинками были совсем рядом. Ближе… ближе… Я был совсем близок к своей цели, так близок, что у меня темнело в глазах.

— Расслабься, — шепнул я ей, сжал ее крепче и поцеловал ее в губы. Ее тело обвисло в моих руках.

Я 'опустил барьер'. Борьба окончилась обоюдным поражением. Я отнес Алику в кресло, наслаждаясь близостью ее бесчувственного тела. Она оказала достойное сопротивление. Я хотел побрызгать ей в лицо водой, но не успел дотянуться до графина. Расплата за 'открытый барьер' обрушилась на меня со всей своей сокрушающей силой. Она швырнула меня оземь и скорчила в клубок, погрузила в море немыслимой боли.

ПРОФЕССОР КАЧИН

Хоть я и прожил длинную жизнь, мне до сих пор приходилось удивляться. Сегодня я удивился очень сильно, потому мне звонила Алика из каюты Матвея. Я сразу решил, что произошло нечто из ряда вон выходящее.

— Иван Сергеевич! — проговорила она срывающимся голосом. — Власову плохо!

Я испугался, уронил пустую пробирку на клавиатуру видеофона, схватил чемоданчик и опрометью бросился туда. По дороге я догадался, что Матвей надолго 'открывал барьер', общаясь с Аликой, к которой был неравнодушен. Так оно и было. Он корчился на полу без сознания, а испуганная Алика с бегающими глазами буквально повисла на моей руке.

— Не суетись и не болтай, лучше положи ему на лоб мокрое полотенце, — указал я ей, пока возился со шприцом и ампулой. Я ловко придавил коленом его руку к полу, засучил рукав водолазки и загнал шприц в вену. Алика смочила полотенце водой из графина и положила его на лоб Матвею.

— Сейчас ему станет легче, — заверил я ее. — Не пугайся, это не эпилепсия.

— Он чем-то болен?

— У него завидное здоровье. Лучше скажи мне, что здесь произошло.

Алика сердито отмахнулась. Ей было больно видеть поверженного великана. Пальцы Матвея скребли по полу. Она хотела взять их в свою руку, но я вовремя заметил ее намерение и остановил ее.

— Не советую. Он тебе все пальцы переломает.

— Что же с ним все-таки?

— Видимо, его очень интересует, что ты за человек такой. У него есть способность улавливать чужие чувства…

— Мысли?

— Нет, не мысли. А потом расплачивается за это.

Именно так, — уклончиво ответил я. — Он редко идет на этот фокус. Что тут произошло?

Алика хмурилась. Хороша, очень. Я знал о страсти Матвея и понимал его. Ему было на что положить глаз. Я понял, что произошло, и без объяснений Алики. Он пытался влюбить ее в себя и опрометчиво применил все свои возможности, иначе бы приступа не было. Напрасно он делал это, теперь Алика напугана. Раньше она относилась к нему очень даже благосклонно, я это видел. Ни к чему вся эта история, совершенно ни к чему. Девочку необходимо немедленно отправить домой, даже если ее там посадят.

Он начал приходить в себя. Алика поднялась с корточек и удалилась с гордым видом. Матвей сел, держась за голову. Разумеется, голова у него раскалывалась. И поделом. Матвей огляделся.

— Ее ищешь? — недовольно пробурчал я. — Она ушла. И нечего без конца тягать ее к себе в каюту. Она сюда ходит, как на плаху.

— Знаю, — процедил Матвей и поморщился от головной боли.

— Зачем ты применял силу? Будь, наконец, человеком, ей необходимо вернуться домой, — сказал я ругливо.

— Не попадет она домой, ее посадят, — перебил он меня.

— Неужели ты всерьез думаешь, что в полиции работают одни дураки, которые только и делают, что людей сажают? Это просто твои оговорки, тебе нужен повод, чтобы держать ее здесь. Что тебе нужно от нее?

— Иван Сергеевич, я ее люблю, — мрачно пожаловался он.

— А она, вестимо, замужем, и у нее трое детей, — закончил я.

— Откуда тебе это известно?

— Она сама мне об этом сказала. Я даже знаю, как зовут ее детей, и что они любят.

— Она и это тебе сказала?

— Конечно. Ведь я спросил ее об этом.

Матвей хмурил брови. Вздумал ревновать ее ко мне, старому.

— У нее правда желтые глаза? — вдруг спросил он. Нет, это неисправимо!

— Правда, — сердито ответил я. — Абсолютно неважно, какого цвета у нее глаза. Ее необходимо вернуть домой. У нее дети. У тебя детей нет, поэтому у вас с ней разные ценности, но ты пойми ее все-таки! Она — мать, понимаешь? Не может она их бросить.

— Я заберу ее детей, — выдал Власов.

— Что?! А отца детей ты тоже заберешь? А какого мнения все эти люди, которые по фамилии Юрьины, которых ты хочешь разлучить, ты в курсе? Что ты мелешь всякую чепуху, Матвей? Тебе ведь на дух не нужны ее дети!

— Мне нужна она.

— Оттого, что ты ее держишь пленницей, она тебя не полюбит, как бы ты ни старался. Она свою любовь на Земле оставила.

Я собрался было начать длинную ругливую тираду, как вдруг 'Стремительный' потряс глухой удар. Завыла сирена. Матвей вскочил на ноги. Его туша успела опередить меня на выходе. Я вышел из каюты и скоренько отправился в медчасть. Я не исключал возможных ранений. Удар, сотрясший линкор, наводил на мысль о торпеде. Мимо меня пронесся Прыгунов, следом промчались штурманы. Все они исчезли в люке, легко скользнув по вертикальному трапу. Похоже, ребята затеют погоню за судном, которое нас торпедировало.