Ах, Мишель, Мишель!..

де Рамон Натали

Какого же он года? — подумал Мишель и в ожидании ужина перелистал на стене пожелтевшие глянцевые страницы. И снова испугался мистичности совпадения — это был год, когда он родился. А если бы безумный старик в форме полицейского действительно выстрелил бы в него? Холодок по спине… Нет, глупости, он просто замерз.

Мишель расправился с непрожаренной телятиной и уже с половиной бутылки коньяка, но этот холодок не проходил. Ну хорошо, допустим, выстрелил бы сержант. И даже не сержант, а просто Мишель взорвался бы вместе с машиной. Это же тоже не исключено. Что тогда? Все. Все бы кончилось. Его жена в одно мгновение сделалась бы вдовой. И до конца своих

дней винила бы себя в его смерти. Из-за нее! Из-за нее на самом взлете оборвалась бы его жизнь! Сорок три — разве для мужчины это возраст? Это расцвет! У него все было хорошо, а она, она!..

А что, если?.. Вот это была бы месть так месть. Он налил себе еще. Выпил. Снова налил. Закурил. Да, именно так. Но оставить предсмертную записку, чтобы все узнали, что за страшное существо его женушка. Стерва! А девочки? Селестен? Ничего, их воспитает матушка Анжели. Правильно воспитает. И они будут знать, что их отец пожертвовал собой ради справедливости. Они возненавидят Полин! Очень хорошо!

Он потер руки, прошелся по комнате. От двери к окну, от окна к двери. До чего же тесно! Впрочем, неважно. Даже лучше, что его найдут в этой убогой комнатенке. Все увидят, до чего она его довела! Он опять присел на кровать и допил коньяк уже из горлышка. Так, теперь главное умно составить записку. Он вытащил ручку из внутреннего кармана. Замечательную, дорогую ручку от фирмы Монблан. Отвернул колпачок, невольно залюбовавшись дизайном. Пропасть! Но у него же нет бумаги. Спуститься к хозяйке? Нет, наверняка уже спит. Стоп! Отличная идея. Можно написать на обороте календарных листов. И это даже символично! Календарь года его рождения…

Он сорвал календарь со стены, пристроил на коленях. Нет, так неудобно. Но на этом подобии стола календарь не поместится. Даже если убрать на пол остатки ужина. Значит, придется писать на кровати. С чего начать?

Мишель опять прошелся по комнате и решительно открыл вторую бутылку. Взглянул на бокал, поморщился и глотнул из горлышка, подумав, странно, этот коньяк значительно вкуснее, чем из предыдущий, хотя одна и та же дешевая марка…

«Я ухожу из жизни, потому что больше не хочу жить по твоим правилам, Полин», — написал он, в неудобной позе скрючившись перед кроватью. Календарь лежал на ней. Нет, не так, подумал он. Надо написать: «Дорогая Полин», чтобы ей было обиднее. И начать не с «я», а с обращения. Итак: «Дорогая Полин», — написал он ниже, решив оборвать потом верхний край.

Дорогая Полин… Ему вдруг показалось, что это уже было, что однажды он точно так же стоял на коленях перед кроватью. Ну да, конечно, и не раз. Но на кровати лежала Полин. Дорогая, бесценная, хрупкая девочка Полин… В такой же занюханной гостинице, на такой же древней кровати… И потом, в той маленькой квартирке на рю Пердонне. Какая радость светилась в ее глазах, когда он появлялся на пороге. Он был счастлив! Безумно счастлив! А она?

Она тоже!.. И там, и в большом настоящем доме окнами на Булонский лес. Каждый день, каждую ночь они были счастливы, мир существовал только для них двоих!.. Но куда это все подевалось? Как же это произошло? Когда?

В тот миг, когда миниатюрная вагонетка унесла его и Эдит в подземелье бутафорской пещеры ужасов. В темноту. Но ужасы оказались настоящими… Он отхлебнул еще коньяка и помахал рукой перед глазами, поскольку слишком явственно увидел сейчас ту, залитую солнцем зеленую траву и Полин на ней, — в волосах просвечивает солнце, темно-зеленый шелк струится по коленям… Сказочная принцесса с ароматным затылком… Но во что потом превратилась эта

сказочная принцесса?! В монстра!

Неужели такими же вырастут его дочки? Ну и пусть! Он все равно теперь этого уже никогда не узнает! Пусть сделаются хоть шлюхами, ему все равно!

Его дочери — шлюхи?.. Боже, такого не должно быть! Он убьет каждого, кто обидит, даже только попытается обмануть, обидеть, попользоваться его маленькими женщинами…

Проклятье! Этот полицейский прав! Тысячу раз прав! Гнусный, ханжеский старикашка! Например, отец Полин имеет полное право прикончить Мишеля. И отец Мадлен, и отец Эдит, и по большому счету даже папаша той бело-розовой, избитой им шлюхи-блондинки… Лучше бы сержант сразу пристрелил Мишеля! Это же невозможно! Впрочем, у Эдит-то как раз и нет никакого родителя. Может, поэтому она такая стерва, что ее папаше было наплевать на нее?

Да Мишель просто не имеет права уходить из жизни! Но как жить дальше? Как? Зная, что столько отцов очень даже имеют право расправиться с ним… Нет, конечно, с точки зрения юриспруденции это было бы предумышленное убийство, самосуд с их стороны. Но если по-человечески…

Тем более лучше раз и навсегда покончить со всем. Не думать, не переживать, а просто — раз, и погасла иллюминация!

«Дорогая Полин. Я не могу жить дальше. Не имею права. Позаботься о наших детях. Воспитай девочек такими…» — Он задумался, прихлебывая коньяк. Коньяк делают из винограда…

«…какой была ты. Помнишь, как мы встретились среди виноградников? И чуть не уехали в Марсель…»

«Ты в Марселе?» — спросила жена в тот день, когда он наглотался транквилизаторов у бело-розовой шлюхи, которую накануне чуть не избил до смерти.

«Мишель, пожалуйста, не надо, Мишель!» — умоляла блондинка, а он хлестал ее кнутом…

Боже! А если какой-то мерзавец отхлестает так его дочку?.. Прав старик полицейский, тысячу раз прав. Но с Полин-то он всегда был исключительно нежен! Особенно когда внезапно приезжал среди дня, разгоряченный после общения с Эдит. А если будущий муж его дочери тоже, недотрахавшись с любовницей, будет так же безнаказанно, в той же стремительной последовательности — из кровати в кровать — утолять свою жажду? Или, когда его дочь будет ждать ребенка, ее муж из самых благих побуждений воздержится от секса с ней, но под предлогом мнимой женитьбы заведет себе кроткую бесплатную дурочку вроде Мадлен? Или, наоборот, одна из его дочерей окажется на ее месте?..

«Дорогая Полин. Я — мерзавец, подонок, подлец, негодяй. Такие не должны жить! Не имеют права. Но я не родился таким, а стал из-за тебя. Прощай. Я все равно всегда любил тебя…» — Нет, так тоже плохо. Пошло, выспренно. Мишель отшвырнул календарный лист, мягко спланировавший на пол. Он проследил за его полетом, отхлебнул из бутылки, беспомощно сожалея, что опять придется начинать заново.

— Заново, заново, — заплетающимся языком повторил он вслух. — Все нужно начинать заново…

И тут его осенило! Он все начнет с Полин заново! Зачем уходить из жизни, бросая девчонок на произвол судьбы, если все можно начать заново! Просто с чистого листа. Не мучиться от воспоминаний, не размышлять, когда, почему, из-за чего или из-за кого все так скверно, а просто заново!

Он самый лучший отец! Самый верный и самый единственный! Надо прямо сейчас позвонить Полин и сказать все это! Но в номере нет даже телефона, а его мобильный остался в машине. Так это и к лучшему! Нужно подготовиться к разговору, набросать тезисы — как для речи в суде. Прихлебывая коньяк, Мишель начал радостно составлять «речь».