Ах, прица-тройка, перестройка! (фрагмент)
Шрифт:
Когда закончилась лекция, ко мне подошла Наташка Геворкянц, комсорг нашей группы.
– Скажи мне, Андрюшенька, - елейно начала она, - ты пойдешь сегодня на комсомольское собрание?
Меня всегда раздражало это слащаво-приторное "Андрюшенька" в устах Наташки. Да и сама Геворкянц мне совсем не нравилась, хотя Наташка, армянка по национальности, была очень симпатичная и обаятельная девушка, и любой молодой человек, хоть немного разбирающийся в женщинах, нашел бы ее сексуальной. И правда: невысокая, ростом почти с меня, она не была ни излишне полной, ни излишне худой. Легкая светлая кофточка и длинная - до щиколоток - юбка придавали ее фигурке стройность и легкость. Очень темные -
Однажды, еще на первом курсе, шутки ради я как-то прижал Геворкянц в коридоре. В порядке, так сказать, эксперимента - меня интересовала реакция на мое столь бестактное поведение. Не знаю, почему, но я был уверен, что реакция не станет очень бурной: не предвидится ни громких криков "Нахал!", ни попыток залепить пощечину. Именно поэтому я и решился на столь рискованный эксперимент...
Моя уверенность полностью оправдалась. Когда спина Геворкянц была впечатана к холодному пластику стены, а я почувствовал ее мягкую, возбуждающую грудь (Наталья почему-то не носила лифчиков), Геворкянц как-то странно заулыбалась и зачем-то наклонила голову набок. Испугавшись, что меня кто-то сейчас увидит, я отпустил Геворкянц, однако она осталась стоять у стены. На лице Натальи светилась радостная, чуть заискивающая улыбка, глаза, хитровато прищуренные, зовуще смотрели на меня, и грудь без того не маленькая, поднялась еще выше. Вся поза Геворкянц красноречиво свидетельствовала о том, что она не против, чтобы эксперимент повторился, но на более высоком уровне.
Я пожал плечами, повернулся и пошел прочь, вниз по лестнице. Геворкянц направилась за мной. Перед первым этажом она обогнала меня, повернулась ко мне и игриво подмигнула.
После чего не раз, как бы между прочим, намекала мне: приходи ко мне в гости в общежитие...
Будто бы в общежитии ей не с кем было заняться физзарядкой в постели!
Так что я избегал общаться с Геворкянц. Как только я видел перед собой ее ослепительную улыбку, мне хотелось зажмуриться или убежать за тридевять земель. Однако мы учились в одной группе, и мне изредка приходилось сдерживать свою неприязнь, так как с одногруппниками ссориться не резонно.
Тем более с комсоргом.
– Так ты пойдешь на собрание?
– Нет, наверное, - ответил я. Мне хотелось позлить Геворкянц.
– Ну, Андрюшенька, пожалуйста, приходи, - заканючила Геворкянц.
– С меня же спросят, почему я не обеспечила явку. Неужели тебе меня не жалко?
Ох, уж эта ее манера разговаривать! Говорит - словно вязкий елей льет. Или угощает приторным сиропом. И так она общается не только со мной просто у нее такая манера разговаривать. Поэтому, кстати, никто из 25-й группы не отзывается о ней положительно. А уж если высказали свое мнение девушки из 25-й группы, то это кое-что значит. Для меня, во всяком случае...
– Не жалко, - ответил я.
– Почему? Неужели я такая нехорошая? Ну почему ты ко мне так плохо относишься? Разве я когда-нибудь сделала тебе что-то плохое?
– Ладно, отвали, - грубо оборвал я Геворкянц.
– На нервы действуешь.
– Фу, какой ты противный!
– Геворкянц обиженно передернула плечами и удалилась.
Наверное, действительно обиделась. Но на людей, подобных этой Геворкянц, нормальные слова не действуют. Когда начинаешь с ними разговаривать
– Андрей, что она к тебе привязалась?
– услышал я за спиной.
Это была Танька Кедрина. Из 25-й группы. "Наш человек в Гаване".
– Зовет на комсомольское собрание, - ответил я.
Танька стояла в коридоре около окна. Джинсы "Тверь". Рубашка навыпуск.
Сумка "Адидас" через плечо. Ну прямо современная вариация на тему "Кармен".
А вообще-то Танька девчонка ничего. Симпатичная и обаятельная. В отличие от Геворкянц... В ее взгляде есть что-то инопланетное. Когда я ей об этом сказал - год назад, когда мы были в колхозе перед первым курсом, Танька не растерялась:
– А я и есть инопланетянка. Заброшена на Землю наблюдать за людьми.
– Надеюсь, вы не хотите нас завоевать?
– поинтересовался я, почти готовый поверить тому, что сказала Таня. Дело в том, что я писал фантастическую повесть о девочке, прилетевшей на Землю с другой планеты в качестве наблюдателя, и мне было очень интересно, если бы такое случилось в реальности. Особенно здесь, в деревне, где мы уже почти месяц собирали картошку. Город остался далеко, развлечений не было никаких, и, думаю, всем нам не помешал даже контакт не только с космическими пришельцами, но и с потусторонними силами, только бы излечиться от скуки...
– Нет, что ты, совершенно серьезно ответила Таня, приятно улыбаясь, мы никого не завоевываем. Мы только воруем землян для опытов. Это очень больно, но мы не обращаем внимания на крики - наука требует жертв...
У Тани было полное розовощекое лицо с торчащими в стороны ушами, которые, впрочем, ничуть не портили ее, и полными губами, к которым мне почему-то всегда хотелось прикоснуться. Уши она закрывала густыми волосами, и ничего не было заметно.
– Надеюсь, что ты не принесешь меня в жертву своей науке?
– Посмотрим, - ответила Танька.
– Я передам информацию в центр. Может быть, тебя оставят.
По-видимому, она выполнила свое обещание, данное мне больше года назад на картофельном поле. Соплеменники Таньки Кедриной до сих пор не трогали меня. Наверное, им хватало других подопытных...
Ну а если говорить серьезно...
В колхозе мне казалось, что я был влюблен в Таньку. Так сказать, первая филфаковская любовь... Впрочем, вскоре я понял, что совершаю несусветную глупость, и тем самым навсегда избавил себя от страданий неразделенной любви к Таньке Кедриной. Тем не менее мы с ней постоянно ругаемся, причем по любому малозначительному поводу. Танька отличается очень вспыльчивым характером и очень быстро обижается. Или делает вид, что обижается, я так и не понял. Но в любом случае, обидевшись, она перестает разговаривать со мной. На какое-то время мы становимся чужими людьми и, если встречаемся в коридорах или на лекциях, даже не здороваемся.
Однако проходит немного времени - дня три или четыре, - и Танька как ни в чем не бывало подходит ко мне, что-то говорит... Я ей отвечаю...
И между нами восстанавливаются прежние приятельские отношения.
Отношения, обычные для однокурсников...
– Ты пойдешь?
– поинтересовалась Танька.
– Не знаю, - я лениво пожал плечами.
– А ты?
– Схожу, наверное...
– Я, наверное, тоже. А с наших кто будет?
Под "нашими" я имел в виду 25-ю группу. Сам-то я учусь в 22-й группе, однако с 25-й меня связывают дружеские отношения. Перед первым курсом вместе трудились на картошке. Вместе преодолевали жизненные трудности.