Ах, уехал мой любимый

Кит Тата

Как знать… Лично я считаю, что папа еще тот строитель, который вечно строит из себя не пойми что.

– Хорошо, - не стала я спорить дальше. – Если Матвей согласиться тебе помочь, то вместе построите кормушку для птичек. А, хочешь, я помогу тебе построить кормушку?

Молча поднял на меня взгляд и посмотрел как на умственно отсталую.

– Ты же не строитель, мам.

– Ну, и что? А вдруг я умею строить кормушки лучше любого строителя?

Снова этот взгляд, полный скептицизма.

– Поняла, - подняла я руки,

сдаваясь. – Кормушки могут сроить только строители и мой сыночек.

– Да, - деловито кивнул Ваня. – Я сейчас поем, потом всё приготовлю для строительства. Поиграю с папой, а потом мы с Матвеем построим кормушку.

– Хороший план.

Но ни в обед, ни после обеда на пороге нашей квартиры не появился ни один из строителей. Лёша не брал трубку, а после вовсе выключил телефон, а Матвей попросту не приходил. Возможно, был обижен нашим вчерашним появлением в компании неизвестного ему мужчины. Хотя, с другой стороны, какое ему дело? Мы посторонние друг другу люди. И я не обязана хранить ему верность и отчитываться о своих маленьких приключениях.

Наконец, когда на часах было уже почти шесть часов вечера, а Ваня всё продолжал верить в то, что кто-то, кроме меня, поможет ему построить кормушку, в дверь позвонили. Долго и протяжно. Словно сев на кнопку звонка.

– О! кто-то пришёл! – подскочил на месте Ваня и, бросив детальки конструктора рядом с недостроенной башней, выбежал в прихожую.

Следом за ним пошла и я.

– Подожди, Ванюш. Я открою, - обошла застывшего в нетерпеливом ожидании у комода сына и приоткрыла дверь, моментально придя в ярость от увиденного.

– Привет, любимая! – едва ворочая языком, с трудом удерживая себя в вертикальном положении, за порогом стоял бывший муж. – Заждалась?

В горле застряли слова не самого приятного оттенка.

– Папа? – спросил Ваня, протискиваясь между мной и дверным проемом.

– Здорова, малой! – пьяная рожа скривилась в ухмылке. – Соскучился по папке? А мамка его не пускает домой, прикинь?

– Ванюш, - положила сыну ладони на плечи и мягко повернула в сторону квартиры. – Иди пока приготовь игрушки, а мы с папой поговорим.

– Ладно, - протянул сын задумчиво и, бросив еще один хмурый взгляд на отца, вошёл в квартиру, пройдя прямиком в свою комнату.

Прикрыла дверь и фактически загородила ее своей спиной, недвусмысленно давая понять бывшему, что сегодня он в мою квартиру не попадёт.

– А меня впустить не хочешь? – сделал шаг ко мне Лёша.

– В таком состоянии тебя могут впустить только в вытрезвитель, - смерила его брезгливым взглядом.

– Не хочешь впускать? – склонил голову на бок, выпятил нижнюю губу и кивнул каким-то своим мыслям, вероятно, строя логические цепочки отравленным алкогольными парами серым веществом. – Свято место пусто не бывает, да?

– О чем ты, вообще?

– О хахале твоем новом, - его голова, подобно болванчику склонилась к другому плечу. – Ты его любишь?

–

Игнатьев, - закатила я глаза и скрестила руки под грудью. – Иди домой, проспись, а потом приходи. Пока ты в таком состоянии, я тебя к сыну, всё равно, не подпущу.

– Запланировала потрахаться с новым пихорем, а я невовремя?

– Закрой свой рот и вали отсюда, - процедила сквозь стиснутые зубы, мгновенно ощетинившись. – И не смей даже пальцем касаться моей личной жизни. Единственная общая тема между нами – это наш сын. Всё остальное – не твоего больного ума дело.

– Нет, женушка, - отрезал он с оскалом гиены и внезапно навалился на меня, вжав спиной в дверной косяк. Холодные влажные руки занырнули под подол платья, до боли и синяков сжали бедра и стали подниматься выше. – Всё, что касается тебя и моего сына – моего ума дела. Можешь сколько угодно корчить из себя гордую недотрогу, но всё равно в итоге ты приползёшь ко мне. Хрена с два у училки хватит денег на то, чтобы поднять нормального пацана. Приползёшь и будешь умолять меня вернуться.

– Ничтожество!
– попыталась его оттолкнуть, но острый дверной косяк лишь сильнее впился в спину. – Не трогай меня! Я буду кричать!

– Кому ты, нахрен, сдалась, дура? Кто тебя возьмёт с прицепом? – от запаха едкого перегара закружилась голова. Еще немного и меня попросту стошнит ему в лицо.

– Мразь! – слёзы обиды неконтролируемо брызнули из глаз. В груди взорвался вулкан, выпустив наружу кипящую лаву давно копившейся ненависти и злости. Собрала последние крупицы сил и впилась ногтями в его горло, намереваясь вырвать кадык и запихнуть ему же в его вонючую пасть.

В синих глазах напротив плеснулось удивление. Периферийное зрение уловило какое-то движение рядом. В следующую секунду от меня, буквально, оторвало Игнатьева и швырнуло в стену напротив.

Непроизвольно закрыла ладонями рот, увидев, как обмяк бывший муж напротив, стекая по стене на пол.

– Исподтишка, тварина! – замямлил, силясь встать. – Давай лицом к лицу! Кишка тонка, урод?

– Хочешь проверить, проктолог? – арктический тон Матвея ударил по ушам, широкая спина закрыла мне доступ к слизняку, поднимающемуся по стеночке.

Воздух вокруг буквально наэлектризовался. Игнатьев с упорством осла продолжал скрести на свой хребет, провоцируя Матвея еще больше выйти из себя.

– Рыцарь гребаный, - держался за стену бывший, словно после удара об нее опьянел еще сильнее. Тыльной стороной ладони утёр сопли, сфокусировал осоловелый взгляд на лице Матвея и с вызовом произнёс. – Что стоишь? Бей ещё.

– Не надо, - поймала Козырского за руку раньше, чем он успел бы ею замахнуться. Преодолела разделяющие нас полшага и прижалась грудью к его спине. Матвей словно гудел изнутри: настолько он был полон эмоций. – Он пьяный и не соображает, что делает. Ты его сейчас ударишь, а завтра он побежит писать заявления. Это того не стоит.