Ахиллесова пята
Шрифт:
– Достаточно, Неллп, - мягко сказал он и подступил к Тиму с угрожающим видом - красивый старик с младенческим румянцем и свирепыми голубыми глазами.
– Что вам нужно, молодой человек?
– строго вопросил он.
– Я расследую контрабандные дела в нашей местности и хотел бы потолковать с вами, милорд.
– Я уже писал министру, молодой человек, я объяснил ему, что не знаю, какое я могу иметь к этому отношение.
– А вот вы послушайте меня несколько минут, так узнаете, какое вы имеете отношение, - возразил Тим.
–
– укоризненно сказал епископ.
– Откуда ты родом?
– Из Манстера, - ответил Тим, не догадываясь о той роли, какую епископ отводил наследственности.
– Смотри-ка, я думал, ты сын Джона Лири из Клунъявуллена, - удивился епископ.
– Ничуть не бывало, - коротко ответил Тим.
– Мой отец был учителем.
– Так ты не сынок ли Джима Лири?
– ласково спросил епископ, кладя свою старческую руку на руку Тиму.
– Я и есть, - отозвался Тим, довольный тем, что наконец установлена его личность.
– Заходи, заходи, - епископ сжал ему руку.
– Твой отец был учителем в Манстере, когда я был там викарием. Сын Джима Лири не уйдет из моего дома, не отведав кое-чего.
– Я нахожусь при исполнении своих обязанностей, милорд, - запротестовал Тим, следуя за епископом в гостиную.
– Ш-ш, замолчи, разве не все мы находимся при исполнении наших обязанностей?
– Епископ подошел к буфету и достал нетвердыми руками два стакана и бутылку виски. Он налил себе чуть-чуть в один стакан и, наполнив другой почти до краев, подал Тиму.
– А теперь рассказывай, - довольным тоном сказал он.
Тим почувствовал, что старик начинает ему нравиться, - эта слабость всегда мешала ему при расследованиях.
– Так вот, три дня назад поймали одного типа, когч да он пытался переехать через границу с бочонком вашего виски.
– С бочонком моего виски?
– переспросил со смехом епископ.
– А на что мне сдался бочонок виски?
– Вот это я и хотел бы узнать, - ответил Тим.
– Вы их попакупали немало.
– За всю свою жизнь, сынок, я не купил ни одного бочонка, чистосердечно признался епископ.
– И что бы я стал с ними делать? Здоровье мне не позволяет пить виски. Разве что выпьешь вот так, как сейчас, за компанию.
– Если вы взглянете на ваш счет у Падди Клэнси, то сразу смекнете, какое здоровье вам приписывают, - заметил Тим.
– А может, вот кому здоровье позволяет, - добавил он со свирепым видом, когда пошла Нелли с пачкой счетов в руке.
– Хватит всяких сплетен да козней, - объявила она.
– В чем виновата, в том виновата. Но делала это я, чтобы спасти от работного дома моего несчастного братаинвалида, ничего-то он, бедняга, не умел, только и знал что сражаться за Ирландию. А дело делать приходилось таким, как я. Ни одного пенса его светлости в этом не участвовало. Я, конечно, уйду, если меня выгонят, но дом под подозрением не оставлю.
– Да только на
– И не забудь еще про чай и про масло.
– Хватит, - твердо произнес епископ.
– Выйди, Нелли, - добавил он, не оборачиваясь, своим сухим, епископским тоном.
Нелли ошарашенно на него уставилась, потом выбежала из комнаты с горестным воем: "Пятнадцать лет жизни ему отдала, и вот вам благодарность". Епископ подождал, пока затихли рыдания в кухне, а затем наклонился вперед, зажав между коленями сплетенные пальцы.
– Сделай мне одолжение, Тим, - сказал он.
– Ты не возражаешь, если я буду называть тебя Тим?
– Сочту за честь, милорд.
– Только не зови меня Падди, - добавил епископ, но старая шутка прозвучала натянуто.
– Скаяш-ка, сколько людей про это знает?
– Да теперь, почитай, это общее достояние.
– И что обо мне думают?
– Вы сами знаете, вас очень уважают, - ответил Тим.
– Да, - сухо заметил епископ.
– Так уважают, что я волен превратить мой дом в контрабандистский притон, А они не строят предположений насчет того, что у меня творится в соборе?
Тут Тим понял, что на самом деле епископ задет сильнее, чем вид делает.
– Что будет с Нелли?
– спросил епископ.
– Надеюсь, ее посадят в тюрьму. Да еще штраф наложат. Это для нее пострашнее тюрьмы будет.
– Что за штраф?
– А это надо еще подсчитать. Наверное, тысячи две набежит.
– Две тысячи?
– воскликнул епископ, - Да у меня у самого таких денег нет, Тим.
– Можете голову отдать на отсечение, что у нее есть, - отозвался Тим.
– У Нелли?
– И еще найдется.
– Господь милосердный, - вздохнул епископ и, откинувшись на спинку кресла, скрестил ноги.
– А я-то воображал, что она просто старая дура. Да-а-а, после этого решат, что я не способен сам о себе позаботиться. Ко мне, чего доброго, коадьютора приставят.
– Не приставят, что вы!
– переполошился Тим.
– Еще как приставят, - весело подтвердил епископ.
– И будут совершенно правы. Но это еще не самое худшее. Знаешь, чем плоха старость, Тим?
– Он снова наклонился вперед.
– В ту минуту, как ты кончаешь завтракать, ты начинаешь с нетерпением ожидать обеда. Наверное, человеку свойственно всегда чего-то ждать.
Когда я был еще молодым священником, я про обед и вовсе не думал. А сейчас, если Нелли посадят в тюрьму, я - конченый человек. В моем возрасте другой такой экономки мне не найти.
Тим был малый великодушный, к тому же епископ дружил с его отцом.
– Как вы думаете, сможете вы в дальнейшем держать ее в руках? осведомился он.
– Нет, не смогу, - ответил епископ с обезоруживающей откровенностью. Ни одному священнику еще не удавалось держать женщин в руках. У нас, очевидно, нет опыта.