Ахиллесово сердце
Шрифт:
пахнет щедрый твой поцелуй
как ты любишь меня Эпоха
обожаю тебя
царуй!..»
Царь застыл – смурной, малахольный,
Царь взглянул с такой меланхолией,
Что присел заграничный гость,
Будто вбитый по шляпку гвоздь.
1961
* * *
«Умирайте
Помните регламент...»
Вороны,
вороны
Надо мной горланят.
Ходит как посмешище
Трезвый несказанно
Есенин неповесившийся
С белыми глазами...
Обещаю вовремя
выполнить завет -
Через тыщу
лет!
1964
* * *
Прости меня, что говорю при всех.
Одновременно открывают атом.
И гениальность стала плагиатом.
Твое лицо ограблено, как сейф.
Ты с ужасом впиваешься в экраны –
украли!
Другая примеряет, хохоча,
твои глаза и стрижку по плеча.
(Живешь – бежишь под шепот во дворе:
«Ишь баба – как Симона Синьоре».)
Соперницы! Одно лицо на двух.
И я глазел, болельщик и лопух,
как через страны,
будто в волейбол,
летит к другой лицо твое и боль!
Подранком, оторвавшимся от стаи,
ты тянешься в актерские пристанища,
ночами перед зеркалом сидишь,
как кошка,
выжидающая мышь.
Гулянками сбиваешь красоту,
как с самолета пламя на лету,
Горячим полотенцем трешь со зла,
но маска, как проклятье, приросла.
Кто знал, чем это кончится? Прости.
А вдруг бы удалось тебя спасти!
Не тот мужчина сны твои стерег.
Он красоты твоей не уберег.
Не те постели застилали нам.
Мы передоверялись двойникам,
Наинепоправимо
Люблю тебя. За это и прости.
Прости за черноту вокруг зрачков,
как будто ямы выдранных садов, –
прости! –
когда безумная почти
ты бросилась из жизни болевой
на камни
ненавистной
головой!..
Прости меня. А впрочем, не жалей.
Вот я живу. И это тяжелей.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Больничные палаты из дюраля.
Ты выздоравливаешь.
А где-то баба
за морем орет.
Ей жгут лицо глаза твои и рот.
1964
Стансы
Закарпатский лейтенант,
на плечах твоих погоны,
точно срезы
по наклону
свежеспиленно слепят.
Не приносят новостей
твои новые хирурги,
век
отпиливает
руки,
если кверху их воздеть!
Если вскинуть к небесам
восхищенные ладони –
«Он сдается!» – задолдонят,
Они правы? – знаешь сам.
Оттого-то лейтенант
точно трещина на сердце –
что соседи милосердно
принимают за талант.
* * *
А ведь были два крыла,
да недавно отпилили –
ослепительные крылья
изумленного пера!
И в ночах твоих зажглась
над гуцульскими возами
кошка с разными глазами –
глаз зеленый – рыжий глаз.
Так же разно зажжены
пара крыл по вертикали
и от них проистекают
темы две – как две жены.
Я люблю твой лет угарный,
адскую непоправень,
и когда изнемогаешь
синей радугой бровей!