Ахриман
Шрифт:
— Жить дальше, что же ещё, — пожал плечами мой друг. — Угрозы пускают в ход тогда, когда нет возможности действовать. Врагов обычно уничтожают без промедления и вежливого стука в дверь.
— А если это предупреждение, как было с девочками и Уаджетом на их дверях?
— Даже если и предупреждение, ответь честно: сможешь ли ты в этом случае тут же поставить крест на Тайки? — спросил Зой, испытующе глядя на меня.
— Нет, ни за что! — воскликнула я, не задумываясь.
— Вот и ответ на твой вопрос, — ответил рыжий, и как мне показалась, в его зелёных
— Думаешь, это не последняя угроза? — спросила я задумчиво, когда мы остановились у моей комнаты.
— “Дорогу истинной любви мостят из плоти и крови. И если кто по ней пошёл, то должен приподнять подол”, — продекламировал Зой.
— Откуда это?
— Это сказал Хафиз Ширази, средневековый персидский поэт, который был величайшим знатоком человеческого сердца, — ответил рыжий. — Но, если тебе станет спокойней, я попрошу Энни сделать срочный анализ мела, которым нарисовали значок Лилит на твоей двери.
С этими словами Зой достал из кармана джинсов носовой платок и вытер им поверхность двери.
— Вот так. Теперь как будто ничего и не было и ты можешь наслаждаться своей обновлённой комнатой, потому что это будет преступление, если усилия стольких людей пропадут зазря, — улыбнулся Зой.
Я посмотрела на своего друга, и моё сердце застучало быстрее. Он снова спас меня… Вытащил из бездны отчаянья и страха. В порыве нахлынувшей на меня словно цунами благодарности, переполняющей моё сердце, я кинулась на шею Зою, прижалась к нему и чмокнула в щёку. Однако его реакция оказалась неожиданной. Молодой человек резко побледнел, вздрогнул, словно его ударило током и, закрыв глаза, бессильно прислонился к стене, увлекая меня за собой, сползая на пол.
— Зой, что с тобой? — испугалась я, глядя в расширившиеся от ужаса зелёные глаза своего друга.
Я провела ладонью по его белому лицу, и он глухо застонал, как будто моё прикосновение вызывало у него боль.
— У-уходи… — хрипло пробормотал Зой, пытаясь увернуться от моих рук. — Ну, же… Отойди…
— Ты в своём уме? — гневно воскликнула я. — Тебе явно плохо и я никуда не уйду, пока ты в таком состоянии!
Вопреки его воле я наклонилась ближе, пытаясь расстегнуть верхние пуговицы его узкой рубашки, чтобы облегчить дыхание.
— Ты… Ты чего? — выдохнул молодой человек, дрогнувшим голосом и его глаза потрясённо расширились, лицо покрылось красными пятнами, а дыхание участилось.
— Тебе лучше? — спросила я, наклоняясь ещё ближе к нему.
Он жадно сглотнул слюну, не сводя с меня лихорадочного взгляда. И тут произошло то, чего я никак не ожидала — дрожащими руками Зой обхватил моё лицо и резко приблизил к своему. Сердце пропустило удар. Он закрыл глаза, и когда до соприкосновения наших губ оставалось всего пара миллиметров, он остановился и с силой втянул носом воздух. Этот глоток подействовал на него отрезвляюще. Зой выпустил меня из рук, мягко оттолкнул, дрожащими пальцами застегнул пуговицы на рубашке, и прежде чем я успела что-то сказать, резко подскочил на ноги и бросился бежать по коридору в сторону
Ничего не понимающая на негнущихся ногах я вошла в комнату, закрыла за собой дверь, а потом бессильно упала на кровать. Господи! ЧТО ЭТО ТОЛЬКО ЧТО БЫЛО?! Зой чуть не поцеловал меня! ЗОЙ! МОЙ ДРУГ! А я? А я ведь чуть не позволила ему это сделать! Да что же это происходит такое?! На душе было горько, в мыслях и чувствах творился полный разброд. Тяжело вздохнув, я развернулась и уткнулась носом в подушку, вдыхая лёгкий аромат лаванды исходящий от нового постельного белья. Уставшая и измученная от калейдоскопа произошедших событий я провалилась во тьму, словно в жидкую субстанцию.
Погреб, в котором я сидела, был мрачным, и тускло освещён всего одной единственной чёрной свечой, пламя которой подрагивало от сквозняка. Тут было жутко и сыро, но только здесь в этом месте можно было совершить то, что я задумала.
Пыль и пепел… Прах мертвеца… Тёмно-серый, грязно серый… Серый в сером… Почти чёрный… Бормотание, тихое, почти еле слышное… Совсем тихое… Звуки напоминающие шипение змеи. Тонкая струйка порошка сыпется на две восковые фигурки, одетые в мужскую и женскую одежду.
— Отойди… Отпусти… Уйди в пустоту… Не вернись… Во тьме растворись…
Пламя чёрной свечи танцевало и вибрировало от слов, просачивающихся сквозь карминовые губы ведуньи.
— Отойди… отпусти…
Карминовые губы шептали заклинания на непонятном гортанном языке. Белые, словно мел руки проткнули фигурки длинными раскалёнными над пламенем свечи иголками.
— Отойди… Отпусти… Растворись во тьме… Отпусти…
Чёрный дым испускали едкие благовония, а на стене вырисовывалась тень ведьмы, словно призрака смерти.
— Отпусти-и-и…
Чёрная свеча затрещала, и пламя резко вспыхнуло, поднимаясь на десять сантиметров в высоту. Огонь отразился в помертвевших васильковых глазах. Карминовые губы посерели, словно у мертвеца… Белые холодные пальцы двигались быстро, сплетая чёрное заклинание.
— Ничего не получается, — бесцветно прошептал голос моей подруги Конами. — Ни-че-го… Миа, это невозможно сделать…
— Попытайся ещё раз, — упрямо сказала я, всё ещё не веря в горькое поражение.
— Я не могу, — дрогнувшим голосом ответила Конами. — Я и так буду наказана за то, что попыталась совершить обряд чёрной магии на разлуку людей, предназначенных друг другу… Я влезла туда, куда не следует, и в одной из жизней заплачу за это муками и слезами от несчастной любви…
Я закрыла глаза и тяжело вздохнула. Она была права… Тысячу раз права… За такую магию мы платим тройную цену и всегда слезами и всегда болью…
— Тогда мы все обречены… — проговорила я. — Тамплиеры разгромлены, папу арестовали… Костры инквизиции горят каждый день… Смерть приближается…
— Может Тэон одумается и поможет нам?
— Где уж там, — криво усмехнулась я. — Он видел, как мы колдовали и, несмотря на любовь и страсть, что связывали нас, она не пересилит религиозный страх…