Академический обмен
Шрифт:
— Почему ты так думаешь?
Она пристально на него посмотрела:
— И сколько женщин было в твоей жизни?
Он неловко заерзал в уже остывшей воде и открыл кран.
— Это нечестный вопрос. В определенном возрасте мужчина начинает находить удовлетворение с одной-единственной женщиной. Он хочет стабильности.
— Да, но скоро вернется Филипп.
— А ты как будто сказала, что он остается?
— Нет, его надолго не хватит. Вернется как миленький, поджав хвост. Вот уж кто точно хочет стабильности!
— А может, нам его присватать к Дезире? — пошутил Моррис.
— Бедная Дезире. Хватит с нее страданий. — В это время снова зазвонил телефон. —
Плавая в ванне и поигрывая гениталиями, Моррис задумался над словами Хилари. Сможет ли он жить в Англии? Полгода назад вопрос был бы неуместен, а над ответом и думать было нечего. Но теперь у него уже не было той уверенности… Некоторым образом это помогло бы решить проблему его дальнейшей карьеры. Раммидж, конечно, не самый лучший в мире университет, но человеку с его энергией и идеями здесь есть где развернуться. И едва ли кто из американских профессоров обладал в Раммидже неограниченной властью заведующего кафедрой. А встав у руля, вы можете крутить его как вам угодно. С его опытом, инициативой и международными контактами он добьется того, что о Раммидже заговорят, и это будет даже занятно… Моррис стал рисовать наполеоновское будущее своей карьеры в Раммидже: сначала он разделается с обветшалой готической программой и заменит ее безупречно логичной системой дисциплин, учитывающей научные достижения в литературоведении с начала 20 века; потом организует аспирантский центр изучения Джейн Остен; введет для студентов обязательное пользование пишущей машинкой, пригласит к себе американских ученых, бежавших от студенческих революций; будет устраивать конференции и издавать новый журнал…
Он услышал, как звякнул телефон, когда Хилари повесила трубку, и пальцем большой ноги вытянул за цепочку пробку. Вода стала постепенно снижаться, образуя островки, архипелаги и затем континенты из его ног. живота, члена, груди и плеч. Что касается семейной жизни, то, оставшись в Англии, он ничего не потеряет. Если Дезире настоит на разводе и возьмет с собой близнецов, Раммидж окажется не дальше от Нью-Йорка, чем Эйфория. А может быть, ее удастся уговорить попробовать начать все сначала в Европе. Не то чтобы Раммидж был на уме у Дезире, когда она говорила о Европе, но, по крайней мере, из местного аэропорта можно за пятьдесят минут долететь до Парижа, если появится такое желание…
Остатки воды с бульканьем исчезли, подергав его за волоски на ногах и ягодицах, и он остался лежать на дне ванны голый и мокрый, будто выброшенный на берег после кораблекрушения. Гулливер. Робинзон Крузо. Впереди — новая жизнь?
В ванную вошла Хилари.
— Да-да, — сказал он. — Я уже вылезаю. — И тут он заметил, что она странно на него смотрит. — В чем дело?
— Этот телефонный звонок…
— И кто же это был? Ректору пришло в голову что-то еще?
— Это была Дезире.
— Дезире! Почему ты меня не позвала? — Он выпрыгнул из ванны и схватил полотенце.
— С тобой она говорить не хотела, — сказала Хилари. — Она хотела поговорить со мной.
— С тобой? И что же она сказала?
— Та женщина, с которой у Филиппа роман…
— Да?..
— Это она. Дезире.
— Ты шутишь.
— Нет.
— Быть этого не может!
— Почему?
— Почему? Потому что я знаю Дезире. Она мужененавистница. Особенно не выносит таких бесхребетных мужиков, как твой муж.
— Откуда тебе известно, что он бесхребетный? — строго спросила Хилари с некоторым раздражением.
— Да уж известно. Дезире
— Филипп может быть очень ласковым и нежным. Возможно, Дезире захотелось чего-то необычного, — сухо сказала Хилари.
— Вот стерва! — воскликнул Моррис, шлепнув полотенцем по краю ванны. — Изворотливая стерва!
— А мне как раз показалось, что она очень чистосердечна. Сказала, что слышала мой разговор с Филиппом сегодня утром — правда, я не знаю, каким образом, потому что я позвонила вам домой, а она дала мне другой телефон… Одним словом, ей все известно, и ей показалось, что будет честнее раскрыть мне все карты, потому что у Филиппа не хватало смелости сказать мне о том, что произошло. Естественно, я подумала, что и мне следует быть столь же откровенной.
— То есть ты рассказала ей о том… о сегодняшнем вечере?
— Конечно. Особенно мне хотелось, чтобы об этом узнал Филипп.
— И что же сказала Дезире? — с опаской спросил Моррис.
— Она сказала, — ответила Хилари, — что, наверное, нам надо где-то встретиться и обсудить эту ситуацию.
— Тебе и Дезире?
— Нет, всем нам. И Филиппу тоже. Что-то вроде встречи в верхах, как она выразилась.
Конец
Натурная съемка: самолет Британской трансатлантической авиакомпании «Викерз-10» слева направо пересекает экран. Вторая половина дня. Безоблачно. Звук: шум двигателей.
Смена кадра
Студийная съемка: «Викерз-10». Вторая половина дня. Кадр под углом: Моррис и Хилари сидят в середине салона. Звук: приглушенный шум двигателей.
Хилари нервно и невнимательно листает журнал «Харперз базар». Моррис, зевая, смотрит в окно.
Крупным планом вид из окна. В кадре: восточное побережье Америки, Лонг-Айленд, Манхэттен.
Смена кадра
Натурная съемка: самолет Американской авиакомпании «Боинг-707» справа налево пересекает экран. Вторая половина дня. Безоблачно. Звук: шум двигателей.
Смена кадра
Студийная съемка: «Боинг-707». Вторая половина дня. Звук: спокойная оркестровая аранжировка песни «Эти маленькие глупости».
Крупный план: Филипп спит в наушниках, приоткрыв рот. Отъезд камеры: в кадре появляется сидящая рядом Дезире за чтением книги Симоны де Бовуар «Второй пол». Дезире выглядывает в окно, затем смотрит на часы, потом на Филиппа и поворачивает переключатель у него над головой. Звук резко меняется на сказку «Три медведя».
Звукозапись. «И папа-медведь спросил: "Кто это спал на моей кровати?". И мама-медведица спросила: "Кто это…"»
Филипп, виновато вздрогнув, просыпается и сбрасывает наушники.
Звук: приглушенный шум двигателей.
Дезире (улыбаясь). Просыпайся, мы подлетаем.
Филипп. Нью-Йорк? Уже?
Дезире. Уже. Хотя неизвестно, сколько нам придется кружиться в воздухе перед посадкой.