Академия Дивинат, или Принцесса для Темного
Шрифт:
— Снимаю с тебя штаны. — Приподнимает за живот, ловко расстегивает пуговицы и кладет обратно. — Расслабься.
Расслабиться? До чего смешной!
— Я не готова.
— Брось, Диана. Сама сказала: быстрее начнем, быстрее закончим.
Выть — все, что мне остается. Я загундела в подушку, чувствуя, как мужчина стягивает с меня рейтузы вместе с бельем. Какой-то томительный миг, и мое тело, снедаемое тяжелым взглядом, остается без защиты.
Холод на спине плавно сливается со сгустком жара в груди. Проклятье. Еще немного — и я потеряюсь в этих противоречивых ощущениях.
42.
— О боги!
Крик вылетает резко, как стрела из лука с туго натянутой тетивой. Новый кубик льда обжигает ягодицу жаром и адским холодом одновременно. Болезненное ощущение, тесно переплетенное с мучительным стыдом, пронзает грудь, живот, и ударом увесистого кулака бьет по голове.
Клянусь всеми богами — и темными, и светлыми, — даже удары плети Хаоса не были такими чудовищно жгучими. Они не уносили в бездну боли и странным образом сочетающегося с ней удовольствия. Они лишь приказывали молчать, ведь за один крик прибавлялся лишний удар.
А сейчас не было никаких сил, чтобы сдерживать крики, стоны, неприличные вздохи… Пытки страшнее в моей жизни еще не было.
Больно и приятно. Холодно и жарко. Стыдно, но вызывает интерес.
Это до чертиков губительное противоречие лишает разума.
— Дей… — еле слышный шепот срывается с губ, и подушка словно бы поглощает его в себя, не давая ему коснуться ушей мужчины. — А можно я лучше умру от простуды? Всяко лучше, чем испытывать все то… что я испытываю.
Ответом послужило мягкое касание подушечек пальцев к бедру, где совсем недавно прочертил морозную дорожку кубик льда. Осторожно погладил в успокаивающем жесте, пуская теплые волны, плавно растекающиеся по всей ноге.
— Перетерпи, Ди, — говорит негромко, продолжая поглаживать бедро и в то же время чертя льдом незамысловатый рисунок чуть выше колена. — Скоро станет легче. Честно.
Боль постепенно утихала под этим преисполненным силы поглаживанием, но не исчезала насовсем, не позволяя расслабиться. Стискивать зубы уже не приходилось. Да и это простое действие затрачивало непозволительно много энергии.
Я просто дышала. Глубоко и как можно тише.
— Могу спросить тебя оних? — спокойный голос доносится до едва не проваливающегося во тьму сознания, и широкого шрама, рассекающего бедро, немного ниже мягкого места, касаются сильные, но проявляющие поразительную нежность пальцы. — Только если это будет уместно. Не хочу давить на тебя. Поэтому, если этот вопрос под запретом, скажи мне прямо сейчас, и я больше не буду затрагивать эту тему.
Я постаралась вздохнуть тихо, так, чтобы он не понял, что мое сердце задрожало так же сильно, как и всегда, когда речь заходит о шрамах.
Они были моей слабостью. И я скрывала ее за наглухо закрытой одеждой, как и все люди скрывают свои слабости за всевозможными масками. Не от всех получилось ее утаить. Не считая Дея, семьи, королевских учителей и нескольких приближенных ко двору чернокнижников, мои изъяны видела лекарь, мадам Джослин, которая провела осмотр в мой первый учебный день. Она сделала это молча, постаравшись не акцентировать внимание на длинных, широких, уродливых
С Деймоном было иначе. Он видит эти шрамы уже не в первый раз, а я не в первый раз не испытываю того стыда и гнева, что появлялись после порки. Его взгляд не осуждал — ублажал. Изучал не из-за нездорового любопытства, а лишь с намерением понять и запомнить.
Иногда смотрел с еле различимой злостью и виной, будто ругал самого себя, что не смог предотвратить появления этих ран. Но эта вина была неуместна: никто, кроме меня, не мог остановить издевательств со стороны родителей и наставников.
Я поняла это слишком поздно.
— Диана, — шепнул он, когда молчание затянулось настолько, что начало приобретать черты неловкости.
Я повернула к нему голову.
— Что бы ты хотел узнать?
Скрывать больше не хочется. От него ничего не хочется утаивать. И пусть я совсем лишусь иголочек, защищавших меня все это время, я знаю, что он не позволит мне остаться без защиты. Мы теперь муж и жена, и я должна в полной мере осознавать серьезность и груз этой супружеской силы. Должна быть собой в браке, без масок и притворств. Начать стоит именно с этого — раскрытия слабостей.
— С чего все началось, — полушепотом сказал Дей. — Какова причина постоянных порок?
Я не удержалась от того, чтобы хмыкнуть.
Не было ни одной веской причины для подобных издевательств. Я их не заслужила — это я знала наверняка.
— Такая мера воспитания не проявляла себя, когда я была маленькой, — сказала глухо и с трудом. Прикрыла глаза, но все равно чувствовала, что мужчина смотрит то на мое лицо, то на шрамы. — Лишь с возрастом, когда началось мое обучение и подготовка к наследованию престола, я узнала, что отец питает нездоровую тягу к наказаниям. Мне было лет семь, возможно, когда король впервые вынул из брюк ремень и несколько раз обжег им мою спину…
— Подожди, — резко оборвал Дей.
На меня вдруг нахлынуло судорожное напряжение — воздух словно заискрился после этих слов, слабо ударяя незримыми искрами по голому телу. Я распахнула глаза, оторвалась от подушки, приподнявшись на локтях.
Деймон смотрел в стену, крепко сжимая кулаки. Грубоватое скуластое лицо было искажено злостью и ненавистью. Такой ненавистью, которая могла сжечь с приличного расстояния. Такой, какая отличалась от моей, но имела небольшие схожие черты.
— В чем дело? — спросила тихо, хотя на деле догадывалась, какова причина подобной реакции.
Но я не могла молчать и изводить тишиной и себя, и его. Лучше говорить — все, что угодно. Только не молчать. Не сейчас.
— Ни в чем, — в его голосе прорезалось спокойствие, не соответствующее истинным эмоциям. Пересилив какое-то чувство, он посмотрел на меня. — Все нормально, если не обращать внимания на острое желание четвертовать Рогира и пришпилить его поганые руки к его голове.
Холодная дрожь пронзила все существо от этой неприкрытой угрозы, произнесенной совершенно невозмутимым тоном.