Академия и Империя (Основание и Империя)
Шрифт:
– Из кого это – из нас? – поинтересовалась Байта.
Ранду улыбнулся ей.
– Мы организовали небольшую группу, Байта, пока только в нашем городе. Мы еще ничего выдающегося не сделали. Пока нам даже не удалось наладить связи с другими городами, по это начало.
– Начало чего?
Ранду покачал головой.
– Мы пока не знаем. Надеемся на чудо. Мы тоже поняли, что должен наступить Селдоновский кризис.
Он поднял руку с трубкой.
– Ведь Галактика просто кишит осколками и отбросами разбитой Империи. Среди них немало генералов. Как ты думаешь,
Байта на мгновение задумалась, затем так решительно замотала головой, что одна прядка волос упала на лоб.
– Нет, это исключено! Среди этих генералов нет ни одного, который бы не понимал, что нападение на Академию – самоубийство. Бел Риоз из старой Империи был лучшим из них, и на его стороне были силы всей Галактики, но и он не смог противостоять Плану Селдона. Разве найдется сейчас хоть один генерал, который этого не помнит?
– Ну, а если мы их подстегнем?
– Куда? В ядерное пекло? И чем их можно подстегнуть?
– Понимаешь, появился один новичок… В последние год-два начали поговаривать об одном странном человеке, которого называют Мулом.
– Мул? – нахмурилась Байта и повернулась к мужу: – Торан, ты что-нибудь слышал?
Торан отрицательно покачал головой.
– Что вы знаете о нем? – спросила Байта у Ранду.
– Ничего определенного, кроме того, что он выигрывает сражение за сражением в самых невероятных ситуациях. Может, слухи и приукрашены, но в любом случае, было бы интересно с ним познакомиться. Не всякий человек с раздутой амбицией и грандиозными возможностями верит в План Селдона и психоисторию. Скорее – наоборот. Мы можем поддержать его в этом неверии, а он может напасть на Академию.
– И Академия победит.
– Да, но вовсе не обязательно легко! Может начаться кризис, и мы сможем им воспользоваться для того чтобы заставить этих деспотов из Академии пойти на компромисс. В худшем случае они будут вынуждены хотя бы на время позабыть о нас, а мы тем временем получим возможность строить дальнейшие планы.
– Что скажешь, Тори?
Торан мягко улыбнулся и легким движением отбросил темную прядь со лба жены.
– Из того, что сказал Ранду, мало что понятно. Кто он все-таки, этот Мул? Что ты вообще о нем знаешь, Ранду?
– Пока – ничего. Узнать кое-что мог бы ты, Торан. И твоя жена, если захочет. Мы говорили об этом с твоим отцом. Очень много говорили.
– А именно, Ранду? Что от нас нужно?
Торан украдкой взглянул на жену.
– Ну, если можно назвать путешествие сюда из Академии медовым месяцем…
– Как насчет того, чтобы продолжить его в более приятной обстановке, – скажем, на Калгане? Субтропики, водный спорт, пляжи, сафари – словом, курорт. Около семи тысяч парсеков отсюда – не так уж далеко.
– И что там, на Калгане?
– Там – Мул. По крайней мере, его люди. Они захватили эту планету месяц назад, причем без боя, хотя диктатор Калгана клялся и божился по всем радио– и телепрограммам, что скорее превратит всю планету в звездную пыль, чем сдаст ее.
– И где же теперь диктатор?
– Нет его, –
– Ну, а что мы там должны делать?
– Не знаю. Фрэн и я – мы уже старики, да и провинциалы к тому же. Все Торговцы в Хейвене – безнадежные провинциалы. Ты же сам сказал. Мы привыкли и торговать, и жить по старинке. Мы уже не те сотрясатели Галактики, которыми были наши предки. Так… Фрэн, помолчи, пожалуйста! А вы молодые, сильные, вы знаете Галактику. Байта, что очень немаловажно для такого дела, говорит с приятным столичным акцентом. Мы просто хотели бы, чтобы вы хоть что-нибудь разузнали. Если вам удастся войти в контакт с… но это, конечно, вряд ли. Хотя бы подумайте об этом, ладно? Если хотите, вы могли бы встретиться со всей нашей группой. Но это не раньше чем на следующей неделе. Надо вам дать время передохнуть.
Наступившую паузу прервал Фрэн. Он пробурчал из угла:
– Кто хочет еще выпить? Кроме меня, я имею в виду.
Глава двенадцатая
Капитан и мэр
Капитан Хэн Притчер ожидал аудиенции у мэра. Роскошь апартаментов главы Академии была настолько непривычна для него, что даже не производила впечатления. Почему – ему и думать не хотелось. Как правило, он не прибегал к самоанализу и философствованию, если это напрямую не было связано с его работой.
Это помогало.
Работа его состояла в том, что в Департаменте Обороны именовалось «разведкой» и «шпионажем». К сожалению, несмотря на помпезно-хвалебные визги средств массовой информации, разведка и шпионаж ассоциировались в умах обывателей с грязными делишками, выражавшимися в непрерывном предательстве и вранье. Тем не менее во все времена этот род деятельности обществом оправдывался, поскольку служил «интересам государства». Однако, поскольку долгие философские раздумья неизменно приводили капитана Притчера к выводу, что общественное сознание легче убаюкать, чем собственную совесть, он решил не философствовать.
А теперь в роскошной приемной мэра мысли его, вопреки обыкновению, обратились к самому себе.
Его нельзя было назвать счастливчиком. Многие обошли его – многие, менее талантливые, чем он. Он выстоял под проливным дождем чернильных капель, легших пятнами на его биографию, под перекрестным обстрелом официальных выговоров и взысканий. Он упрямо продолжал гнуть свою линию, пребывая в твердой уверенности, что нарушение субординации во имя все тех же священных «интересов государства» сыграет в конце концов свою истинную роль.
Итак, он находился в приемной мэра под охраной пятерых невозмутимых гвардейцев и – весьма вероятно – в преддверии трибунала.
Тяжелые створки мраморных дверей раскрылись, открыв взгляду обтянутые узорчатым шелком стены, покрытый алым синтетическим ковром пол и еще одни двери, тоже мраморные, украшенные металлической инкрустацией.
Двери отворились, оттуда вышли двое чиновников в строгих костюмах фасона трехсотлетней давности и провозгласили:
– Аудиенция капитану Хэну Притчеру из Службы Информации!