Академия и Земля
Шрифт:
– Постой, – сказал Пелорат, внезапно припоминая, – Тревайз объяснял мне однажды. Это в обычных кораблях ты испытываешь ужасные ощущения. В обычных кораблях ты покидаешь Галактическое гравитационное поле при входе в гиперпространство и возвращаешься в него, выходя в обычное пространство. Именно уход и возвращение приводят к таким ощущениям. Но «Далекая Звезда» – гравитационный корабль. Он не зависит от гравитационного поля и, собственно говоря, не покидает его и не возвращается в него. По этой причине мы не почувствуем ровным счетом ничего. Поверь моему опыту.
– Но это просто замечательно. Как жаль, что я не додумалась сказать тебе об этом
– У нашего корабля есть и другое преимущество, – продолжал Пелорат, взяв на себя необычную роль крупного специалиста по вопросам астронавтики. – Обычные корабли в обычном пространстве должны удалиться от объектов с крупной массой, типа звезд, на довольно большое расстояние, для того чтобы произвести Прыжок. Отчасти потому, что чем больше интенсивность гравитационного поля звезды, тем болезненнее ощущения от Прыжка, отчасти потому, что чем сильнее гравитационное поле, тем сложнее системы уравнений, от решения которых зависит безопасность Прыжка и определение точки выхода в обычное пространство. На гравитационном судне, однако, отсутствуют, как я уже сказал, любые ощущения Прыжка. К тому же корабль снабжен компьютером, который по совершенству значительно превосходит обычные и может решать сложнейшие уравнения с необычайным умением и быстротой. В итоге, вместо того чтобы улетать от звезды пару недель только из-за необходимости выбора безопасной и удобной для Прыжка дистанции, «Далекая Звезда» проделывает это всего за два-три дня.
– Это прекрасно, – сказала Блисс. – Трев молодец, может управлять таким необыкновенным кораблем.
Пелорат едва заметно нахмурился:
– Пожалуйста, Блисс, зови его Тревайз.
– Да, да. Его здесь нет, и я немножко забылась.
– Не стоит. Пусть это войдет у тебя в привычку, милая. Ему не нравится, когда…
– Дело не в имени. Ему не нравлюсь я.
– Это неправда, – горячо возразил Пелорат. – Я говорил с ним о тебе. Подожди, подожди, не хмурься. Я был осторожен и вежлив, детка. Он уверил меня, что дело не в том, что ты ему не нравишься. Он с сомнением относится к Гее и удручен тем, что был вынужден назвать ее будущим человечества. Мы должны считаться с этим. Он наверняка передумает, по мере того как со временем осознает преимущества Геи.
– Надеюсь, что так и будет, но дело не только в Гее. Что бы он тебе ни говорил, Пел, не забывай, что он очень привязан к тебе и не хочет делать тебе больно – он не любит меня.
– Нет, Блисс. У него нет для этого никаких причин.
– Меня не обязаны любить все только потому, что любишь ты, Пел. Дело в том, что Трев, то есть Тревайз, думает, что я робот.
Пелорат необычайно изумился.
– Не может быть. Искусственное человеческое существо? Не может быть!
– Почему ты так удивлен? Гея была создана при помощи роботов. Это общеизвестный факт.
– Роботы могли помогать людям, как могут помогать машины, но Гею основали люди, люди с Земли. Именно так думает Тревайз. Я точно знаю.
– Но в памяти Геи нет ничего о Земле, я так и сказала тебе и Тревайзу. Однако в древнейших воспоминаниях есть роботы, работающие даже спустя три тысячи лет над задачей превращения Геи в обитаемый мир. В то же время мы формировали Гею как планетарное сознание. Это отнимало много времени, Пел, милый, и стало еще одной причиной того, почему наши ранние воспоминания смутны, и, возможно, дело тут вовсе не во вмешательстве Земли и уничтожении упоминаний о себе. Тревайз…
– Послушай,
– Когда создание Геи завершилось, роботы ушли. Мы не хотели, чтобы они оставались на Гее, чтобы стали ее частицами. Мы были убеждены и остаемся при этом мнении сейчас, что длительное присутствие роботов вредно для человеческого общества независимо от того, изоляты люди или планетары. Я не знаю, откуда взялось такое утверждение, но возможно, что оно имеет в своей основе события, датирующиеся очень ранними временами галактической истории, а память Геи не простирается так далеко в прошлое.
– Но если роботы ушли…
– А вдруг некоторые остались? Вдруг я – одна из них? Вдруг мне пятнадцать тысяч лет? Тревайз так думает.
Пелорат обескураженно покачал головой:
– Но ведь это не так.
– А ты в этом уверен?
– Конечно, уверен. Ты не робот.
– Откуда ты знаешь?
– Блисс, я знаю. В тебе нет ничего искусственного. Если уж я не знаю ничего такого, то и никто не знает.
– Но разве не может быть так, что абсолютно во всем, от общего облика до мельчайших подробностей, я неотличима от настоящего человека? Если я такова, как ты сможешь найти различие между мной и настоящим человеком?
– Не думаю, чтобы ты могла быть столь мастерски изготовлена.
– Ну, а если это было возможно, несмотря на то что ты думаешь?
– Я просто не могу поверить.
– Тогда посмотри на это как на гипотезу. Если бы я была неотличимым от человека роботом, как бы ты к этому отнесся?
– Ну, я… я…
– Ну, еще точнее. Допустим, занимался любовью с роботом? Что скажешь?
Пелорат неожиданно щелкнул пальцами.
– А знаешь, есть такие легенды – о женщине, влюбившейся в искусственного мужчину, и… и наоборот. Я-то думал, что это всего лишь аллегория, и никогда не мог вообразить, что эти истории могут иметь отношение к правде. Ни Голан, ни я даже не слышали слова «робот» до тех пор, пока не оказались на Сейшелле, но теперь я понимаю, что упоминаемые в легендах искусственные мужчина и женщина наверняка и были роботами. По-видимому, такие роботы действительно существовали в древние времена. Это означает, что отношение к таким легендам как к вымыслу должно быть пересмотрено…
Он внезапно умолк и, когда Блисс резко хлопнула в ладоши, испуганно вздрогнул.
– Пел, дорогой, ты углубился в мифологию, чтобы уйти от ответа. Я повторяю: как бы ты отнесся к тому, чтобы заниматься любовью с роботом?
Пелорат обескураженно посмотрел на нее.
– Совсем-совсем неотличимым роботом? Таким, что похож на человека как две капли воды?
– Да.
– Ну… тогда я скажу так: робот, который неотличим от человека, является человеком. Если бы ты даже и была таким роботом, для меня ты все равно останешься человеком.
– Именно это я и хотела от тебя услышать, Пел.
Пелорат немного помолчал и спросил:
– Ну, а теперь, дорогая, может быть, ты скажешь, что ты – настоящий человек и мне не нужно решать эту гипотетическую проблему?
– Нет. Не скажу. Ты определил настоящего человека как объект, имеющий все свойства человеческого существа. Если тебя устраивает то, что я обладаю всеми этими свойствами, тогда дискуссия окончена. Мы пришли к рабочему определению и не нуждаемся в ином. Кроме всего прочего, как я могу узнать, что ты, например, не робот, которому посчастливилось оказаться неотличимым от человека?