Академия под ударом
Шрифт:
Ощущение было таким, словно Элиза наступила в жидкую грязь босой ногой: страшно захотелось очиститься, нырнуть в воду, смыть с себя мерзкий намек. Оберон, конечно, не хотел как-то задеть Элизу, он вообще не думал о ней в эту минуту и просто рассказывал о том, что может случиться.
Элиза и без него понимала, что встреча с оборотнем в полнолуние закончится страшной смертью.
Но все равно ей сделалось не по себе. Элиза отступила от стола, и голос Оберона растаял.
— Работать, — сказала Элиза. — Я должна работать.
Стараясь справиться
Может быть, сделать для Оберона что-то хорошее? Маленький подарок, который ни к чему не обяжет ни его, ни ее. Шейный платок, например. Или кошелек. Пустячок, который дарят друзьям детства. Ему будет приятно.
Элиза не успела подумать об этом. Чуть поодаль что-то шевельнулось и вдруг обрушилось на нее с пыльным грохотом. Элиза вскрикнула, упала, и тяжелая ткань накрыла ее душными руками. Прокашлявшись, выругавшись от страха и неожиданности, Элиза выползла из-под ткани и увидела, что она прикрывала большое зеркало.
Она задела ткань, когда отодвигала коробку с костями.
Элиза поднялась, отряхнула руки и подошла к зеркалу. Судя по количеству пыли на покрывале, оно стояло тут уже много лет, но выглядело так, словно его только что принесли из магазина. Серебристая рамка, оплетавшая цветочным узором прозрачную гладь, была чистой, без пятен и ржавчины, а само зеркало — удивительно ясным и глубоким. Элиза невольно улыбнулась своему отражению: девушка в нем была веселой и милой.
А потом отражение дрогнуло и потекло куда-то прочь, стираясь и размазываясь пестрыми пятнами. Элиза ахнула, машинально схватилась за раму — и хранилище чудес, которое несколько мгновений назад отражалось за ее плечом, растаяло.
Теперь в зеркале был лес. Темный, угрюмый, он будто бы ненавидел свет и пытался всеми силами изгнать его. Высоко-высоко, на верхушках деревьев, лежали рыжие солнечные пятна, но внизу, у стволов, клубилась тьма, пахнувшая соком старых ягод и смертью. Элиза вдруг всей кожей почувствовала, что тьма полна чудовищ.
По тропинке шла девушка. Бледная до синевы, с растрепанными светлыми волосами, в рваной ночной рубашке, она казалась больной или безумной. Ее лицо казалось Элизе смутно знакомым, но она не могла вспомнить, где видела девушку, как ни старалась. Элиза готова была поклясться, что незнакомка не знала, как попала в этот лес. Она с ужасом озиралась по сторонам, протягивая руки вперед, и с ее потрескавшихся губ срывалась беззвучная мольба о помощи.
«Это я? — дрожа от страха, подумала Элиза. — Нет. Не я».
Девушка споткнулась о выступивший корень, упала на землю и разрыдалась. Она шла очень долго, она не могла найти выхода и спасения, она готовилась умереть в этом лесу.
— Боже мой… — прошептала Элиза и отчаянно закричала, словно
И девушка будто и правда услышала ее крик — она сначала села, а потом встала. Тьма разочарованно заворчала, откатываясь под деревья, и впереди забрезжил свет солнца.
— Туда! — крикнула Элиза. — Туда! Иди же!
Незнакомка прибавила шага и через несколько мгновений вырвалась из леса в залитую закатным солнцем степь. Мир был таким ярким, солнечным, золотым, так ослеплял всеми оттенками охры и оглушал жарким запахом сухих трав, что Элиза на мгновение зажмурилась — а когда открыла глаза, то увидела, что степь и девушка исчезли.
Зеркало послушно отражало ее собственное испуганное лицо.
Глава 5. Оберон объясняется
После того, как лекция у второкурсников закончилась, Оберон вышел в коридор и сразу же увидел Элизу — она запирала дверь малой лаборатории и выглядела, мягко говоря, ошарашенной.
Оберон прекрасно знал, что среди артефактов и магических принадлежностей могут найтись вещи, действительно способные напугать — но не за этой дверью. Туда много лет стаскивали старый хлам, который давно не работал и никого не смог бы бросить в дрожь.
Не боится же Элиза костей! Или боится? Оберон вдруг понял, что девушка может смотреть на привычные ему вещи совсем по-другому. И да, она может бояться костей и клыков. И сушеных нетопырей тоже.
Видя их, даже некоторые опытные волшебницы кривятся.
— Что с вами, Элиза? Все в порядке? — поинтересовался Оберон. Мимо пробежала стайка девушек с факультета предвидения, одарила их любопытными взглядами. Элиза растерянно дотронулась до лица и посмотрела на Оберона так, словно впервые увидела его.
— Я… я видела кое-что пугающее, — едва слышно проговорила она и схватила Оберона за руку. — Пойдемте скорее… пожалуйста.
Оберон не стал задавать вопросов.
Спустя четверть часа они вышли из замка, прошли по саду и оказались в его самой далекой и запущенной части. Здесь из земли торчали рыжеватые камни, словно старые зубы дракона, маленькие яблони красовались, показывая глянцевые темно-красные плоды, и домовые уже приготовили все, что нужно для обеда декана. Оберон поднял серебряную крышку с блюда, и над садом поплыл тонкий аромат цыплят в сливочном соусе с травами.
— Приятного аппетита! — улыбнулся он и протянул Элизе тарелку. Девушка посмотрела на цыпленка так, словно не понимала, как вообще можно есть, и Оберон добавил: — Невозможно одновременно есть и волноваться. А обед у нас очень вкусный, так что ешьте.
— Я не знаю точно, что это было, — промолвила Элиза. — Но я, кажется, видела свою мать.
Она все-таки смогла немного поесть, и еда привела ее в чувство: старые советы не врали. Оберон слушал, машинально кивал. Да, в малой лаборатории много лет стояло одно из зеркал Венфельда, но оно не работало уже тогда, когда Оберон был студентом.