Академия превращений

Фельдман Ирина Игоревна

– Отдельных комнат для мальчиков и девочек не предусмотрено, – извиняющимся тоном продолжил дядя Сава. – Ты уж не обижай ее, мохнатик.

– Не буду, – пообещал Рас.

Что-то не верится.

Дверь отворилась нехотя, с протяжным стоном. Я с опаской заглянула внутрь.

Меньше всего это напоминало жилую комнату. Повсюду валялся разного рода хлам: сломанные парты и стулья, нечто, отдаленное напоминающее кровати. Под единственным окном, через которое с трудом угадывалось время

суток, лежали грудой тряпья старые занавески. Справа от входа почему-то висел сетчатый гамак.

И все это под толстенным слоем пыли.

Неужели нам здесь предлагается жить? Это какая-то глупая шутка, сестра про свою общагу таких ужасов не рассказывала. Хотя, учитывая, что отличники живут в шикарных условиях, а остальные – в хороших, такой вариант напрашивается сам собой.

Дядя Сава ушел, оставив нас, как он выразился, обживаться, и напоследок попросил не жечь свечи. Наверное, боялся, что мы пожар устроим.

Рас вошел первым, я обреченно поплелась следом. Фу, даже сумки поставить боязно, уж очень грязно.

– Это ненадолго, – попытался утешить меня Рас. – Мы здесь будем только ночевать, до отбоя можно в общей комнате сидеть.

Я безуспешно искала место, где можно приземлиться. Гамак не вызывал доверия.

Кто вообще придумал, что среди мусора можно спать?

Рас достал из своей сумки небольшую лампу вроде ночника. Он сразу включил ее и поставил на облезлую этажерку. Стало чуточку светлей. Я разглядела у стены разрисованную грифельную доску с отломанной створкой и пожелтевшие плакаты со схемами превращений.

Воспользовавшись моей растерянностью, парень отобрал у меня вещи и положил на свободное от хлама место.

– В первом семестре я попал сюда вместе с Рудольфом, – разоткровенничался Рас. – Мы тогда пошалили немного. Неделю здесь обретались. Художества на доске – наши, и гамак мы с ним повесили. Садись!

Я осторожно присела на гамак, все-таки он был менее пыльным. Крепления подозрительно заскрипели, но выдержали.

– Может, вам, мальчишкам, жить без удобств по приколу, только я – девочка. Не надо меня радовать своими радостями. Мне здесь плохо.

– Это так задумано. – Рас по-хозяйски поправлял матрас на кровати. – Подвал мотивирует на исправление, хорошую учебу и перевоспитание.

– Неправда. От этой жути только руки опускаются.

Зря это вслух сказала. Теперь я не смогла сдерживать слезы.

– Ты знал, что так будет! Зачем ты так со мной? Что я тебе сделала?

Рас присел передо мной на корточки, тронул за колено.

– Оль, ну не плачь.

Я шлепнула его по руке.

– За что ты меня так ненавидишь? Я думала, ты хороший, а ты издеваешься!

– Я люблю тебя.

– Врешь! Ты любишь Ольгу,

а я для тебя злой двойник, занявший ее место.

– Я люблю тебя, – упрямо повторил Рас. – И Ольгу. И Маришку. Всех люблю. Я вообще очень любвеобильный.

Ах, он еще и глумится!

– Ты вечно меня обижаешь. То в крысу превратил, то усыпил, теперь вот подставил! Только не говори, что это от большой любви.

– Я себя тоже подставил, – сказал он. – Все девчонки на курсе теперь считают меня козлом и сволочью. Но я не мог бросить тебя одну.

Какие мы благородные, поступили по-рыцарски.

– Да с таким другом, как ты, никаких врагов не нужно.

Рас опять попытался дотронуться до меня.

– Я все сейчас объясню.

– Не желаю ничего слушать.

– Но Оля…

– Исчезни!

Мое желание сбылось странным образом. Рас пропал в ослепительной сфере, и на его месте появилась прекрасная черно-белая собака. Хаски!

Какая девушка не любит хаски?

На меня внимательно смотрели голубые глазки с черной подводкой, того и гляди, в душу заглянут.

Я чувствовала, что имею полное право его погладить. Да, я сердилась на этого тихушника, но собачьего Образа это не касалось.

Пес подставил голову, едва я протянула к нему руки. Мол, потерплю, раз виноват.

– Предатель… Вредный мальчишка… Зараза…

Я не могла оторваться от успокаивающего мягкого меха. Ладони все наглаживали его, одаривая пса незаслуженной лаской… Ну все равно тяжело называть это чудо Расом! В голове до сих пор не укладывается, что здесь все по-сказочному.

Раздражение сменилось усталостью. Наплевав на грязь, я вытянулась на гамаке. Тот, тихонько поскрипывая, закачался.

– Почему тебе так надо было отправить меня сюда?

В ответ раздался невнятный скулеж.

– И как мне это понимать?

Рас, к моему сожалению, превратился обратно.

– Провинившиеся студенты и двоечники не могут участвовать в спортивных и межшкольных мероприятиях, а сегодня у нас подвернулся шанс сюда попасть.

Я перевернулась на бок.

– Это из-за конференции? Ты что-то напутал, это Маришка доклад читает, не я.

– После докладов будет практическая часть. В ней может участвовать любой отличник на выбор наших гостей, и от этой чести сложно отвертеться. Я не представляю, как тебе помогать, если они выберут тебя.

– Маришка мне про это не говорила.

– Не хотела волновать раньше времени. У меня самого план появился только на лекции.

– А почему даже после теста ничего не объяснил?

– Когда? В коридорах академии о таких вещах лучше не трепаться, сама знаешь. А потом вы дружно объявили мне бойкот.