Шрифт:
Сергей выстрелил и перебежал на новое место. Упав в воронку с ржавой водой, огляделся. Те двое, с трубами плазмометов, которые с такой настойчивостью охотились за ним, теперь лежали на пригорке с развороченными взрывом игл внутренностями: один – за рваной ржавой трубой, второй – у подбитого пехотного транспортера.
Из отделения, пытавшегося прикончить Кротова, в живых остался один солдат. В инфракрасном диапазоне искать было бесполезно – бронекостюмы противника не хуже имперских. Радар тоже ничего не видел. «Что ж, попробуем по старинке, – усмехнулся Сергей. – Здесь такие штучки не практикуют».
Как только шлем приподнялся над землей, прозвучала короткая очередь. Шлем сорвало со ствола и отбросило в сторону.
– Вот ты где, сука!
Правая камера засекла стрелка. Он оказался совсем рядом – прятался внутри развороченной стационарной артиллерийской башни. «А ведь при первом проходе я кинул туда гранату, – подумал Сергей. – Значит, позже забрался». Осторожно, миллиметр за миллиметром, он двигал руку к закрепленному на бедре лучевику. Пусть солдат считает его мертвым или раненым. Наверняка пойдет проверить.
Однако тот был осторожен. Приподняв голову над рваным краем бывшей амбразуры, он подкинул вверх летающую камеру. «Муха» на миг зависла в воздухе и рванулась к воронке. Кротов замер, уткнувшись лицом в жижу. На экранчике комма, оказавшемся теперь перед самым лицом, было видно, что противник поверил. Он приподнялся, но вместо того, чтобы вылезти и идти проверять, отламывал от кассеты гранату.
– Твою медь!
Не скрываясь, Кротов вскочил, вырывая из зажимов бластер. Вскинув оружие, он раз за разом жал на спусковую кнопку. На таком расстоянии тепловой луч был предпочтительнее любого игольника. Сергей увидел, как откинуло голову солдата с прогоревшим щитком шлема. По привычке, оставшейся еще с Афгана, землянин повторил то, что хотел сделать убитый. Отломил от кассеты гранату и, коротко размахнувшись, забросил в амбразуру. Присел, подождал, пока грохнуло, и наконец расслабился.
«Всех победил. Герой!» – усмехнулся он. Выбравшись из воронки, подобрал шлем, не стал надевать, прицепил на пояс. В магазине игольника осталась наполовину не расстрелянная кассета. Сергей перевел значок на одиночный огонь и, присев на колено, принялся методично расстреливать попадающиеся в оптику прицела предметы.
– Курсант Кротов, цели уничтожены. Вы зря расходуете боеприпасы.
Сергей, не обращая внимания на повторяющееся однообразное напоминание информатора, прикончил кассету. Даже курсантам, имеющим в голове чип, работающий напрямую с оружием, приходилось время от времени повторять стрелковые тренировки, чтобы мышцы не забыли необходимые движения. Ему же тренироваться надо постоянно, чтобы на контрольных стрельбах не появлялись у некоторых презрительные улыбки.
На выходе с полигона, он сдал оружие, принял душ и переоделся. Пора в казарму.
После событий на Зорне, завершившихся его направлением на учебу в элитную Академию, до начала занятий оставалось почти три земных месяца. Две недели заняло дело, которое он посчитал главным в своей короткой жизни вне Земли, – похороны Джерези Горман. Она навсегда осталась лежать там, где мечтала жить – на планете Тысячи Радуг.
Сопровождавший его в этом путешествии и, как догадывался Сергей, приставленный к нему министерством, агент Глемас Гронберг, пригласил его к себе на родину – планету Грон. Кротову было
Когда-то, в прошлой жизни, Глемас вырвал его из лап смерти. В бою, в афганских горах, Кротов уже попрощался с жизнью, но вместо этого оказался в таком месте, существования которого даже предположить не мог, – в космосе, на пограничной планете Зорн.
Заняться там пришлось тем же, чем и на Земле, – воевать. Как и на Земле, ничего хорошего в этом не было. Все достижения местных в способах отнятия жизни ни капли не меняли итог: кровь, боль, смерть и постоянная потеря близких. Так было в Афганистане, так происходило и тут.
На Зорне он потерял то, за что, не задумываясь, отдал бы свою жизнь. Любовь его была яркой и короткой. Капитан спецназа Империи Джерези Горман – опытный диверсант-убийца для всех – для него была самой лучшей, самой доброй и самой красивой девушкой в мире. Теперь, при воспоминании о тех событиях, в памяти вставали сплошные тоннели и подземелья, на всю жизнь наползался, даже в ледяных побывал.
Как добирались от Тысячи Радуг до Грона, Сергей не заметил. На ближайшей цивилизованной планете Глемас сдал катер представителю министерства и взял два места до родной планеты на пассажирский транспорт. Кротов до начала посадки просидел в номере гостиницы космодрома, бездумно переключая каналы головизора. Во время полета он тоже, по большей части, не выходил из каюты. Глемас не пытался развеселить его. Вместо этого он принес из спортзала корабля два учебных меча и предложил:
– Мне помнится, ты хотел научиться фехтованию. У нас есть немного времени.
Сергей согласился. Сначала он занимался без охоты, только для того, чтобы отвлечься. Но со временем втянулся и даже сам по утрам стал поднимать любившего поспать гронца. Вместо зарядки он до изнеможения отрабатывал удары, уколы, защиты и стойки. Видевший поединки с таким оружием только в кино, Кротов с удивлением узнал, что фехтование – целая наука.
– Времени мало, поэтому я научу тебя только азам, чтобы в Академии не выглядеть совсем диким, потому что там, еще на приемных экзаменах, каждый претендент должен продемонстрировать умение владеть офицерским оружием. Тебя это, конечно, не касается – ты идешь по направлению министерства.
– Завтра Грон.
Глемас скидывал вещи в сумку.
– Как мне вести себя? Что можно рассказывать?
– Лучше ничего не рассказывай. Что надо, я объясню родным. Они у меня настоящие аристократы, не то что я, спрашивать ни о чем не будут. Веди себя как обычно, и все будет хорошо.
– Постараюсь…
В действительности Кротову было все равно, что о нем подумают гронцы. Но с детства приученный все свои проблемы решать сам, он не собирался выставлять свое горе.
– Только можно пожить где-нибудь, где не очень много народа?
– Не беспокойся, – Глемас улыбнулся. – Грон – как раз то, что тебе нужно. Здесь очень редко собираются большими компаниями. Самое главное – семья и дом! Потом уже все остальное.
Флаер опустился на небольшую площадку, выложенную ровными разноцветными плитами. Вокруг сплошной стеной стояли деревья. Высокие, с густой темно-зеленой листвой, с толстыми прямыми стволами, они создавали впечатление дикого нетронутого леса. Посадочная площадка словно всегда была среди этих вековых зарослей. Лес и камень не уступали друг другу. Ровные, плотно подогнанные плиты блистали чистотой. Ни один росток не переступил невидимую границу.