Акциденция
Шрифт:
Михаил Лукьянович, меж тем, почти никак не отреагировал и даже не сделал попытки подняться из-за своего стола, только нахмурился:
– Опять бомбить летят, – сурово поджав губы, сказал он.
– Верфь?
– По верфи тоже пройдутся, но сейчас чаще над пристанью сбрасывают. Зерно и овощехранилища еще о прошлом годе разбомбили, так что, весь урожай теперь сразу вывозится на баржах вниз по Волге до Ниженного, чтоб там по железной дороге уже гнать вглубь тыла. Знают это гады, а потому вдоль реки и летят. О-ох, наделают сейчас дел… хоть бы разброса большого не было, а то год назад
Сам же, снова открыл скрипучий сейф, достал оттуда два бинокля – большой «командирский» оставил себе, а второй, некрупный, гладкий, похожий на театральный, передал мне.
– А разве мы не должны туда, ближе к пристани, отправляться? – спросил я, пропуская начальство вперед себя в дверь.
– Должны, – согласился он, но тут же добавил, – там сейчас, на Торговой площади, Арефьич с Натальей, так что они туда и отправятся сразу же, как налет закончится. А ты бы, Лизавета, лучше вниз спустилась, от греха подальше, – обратился он к молодой женщине, которая видно ожидала нас, стоя в проходе и нервно комкая в руках то ли бумажку какую, то ли носовой платок.
– Я с вами лучше, Михал Лукьяныч, – покачала та головой в ответ.
– Ну, смотри…
И мы направились к лестнице, что действительно располагалась в задней части здания, и которую я приметил в резкой тени. Второй этаж бывшего Дёминского особняка представлял собой небольшую площадку у лестницы, коридор и несколько закрытых дверей, видимо ведущих в ныне непользуемые кабинеты. Одну из которых и открыл перед нами капитан.
Помещение за ней оказалось проходным, из двух смежных комнат, где стояли пыльные столы и книжные шкафы с пустыми полками. Мы прошли насквозь к дальним окнам.
Слободские кварталы нижней части городка, укрытые от глаз крышей особняка с противоположной стороны улицы, были почти не видны, но вот дальняя сторона Торговой площади, ряды складов за ней и далее – пристань, проглядывались неплохо. Но стоило окинуть глазами раскинувшуюся перед нами картину, как с грохотом хлопнула дверь внизу, а по лестницы застучали скорые шаги не одной пары ног.
Тут же к нам в комнату влетели двое – оба худющие, рыжие и всклокоченные. Первым оказался совсем молоденький паренек, а вторым… второй, девушка. Одета она была довольно странно, а потому, наверное, я сразу в ней особу женского пола и не разглядел. Сбили меня с толку широченные грязные и кое-где латаные штаны на лямках крест-накрест, но вот две косы, подвязанные «баранками», быстро и объяснили мне, что к чему.
Пара подлетела к нам и, первым делом глянув за наши плечи в окно, только потом в два голоса принялись говорить:
– Все, сделали! – выдал парень.
– Транспортное средство к работе готово! – в более близкой к уставным нормам манере отрапортовала девушка, и даже попыталась честь отдать, но видно вспомнив, что на голове у нее не положенный берет, а косынка, рукой
– Молодцы, – похвалил Михаил Лукьянович, едва глянув в их сторону, и снова воззрился на простор за стеклом.
А парочка, мотнув согласно головами и приняв скупую похвалу, кинулась к другому окну. Впрочем, на меня они тоже особого внимания не обратили. Да и начальство представлять нас друг другу не спешило. Внимание всех занимало небо над рекой, а все остальные проблемы были сейчас несущественными. Хотя я и без представления понял, что это Василиса и Кузьма, дети мастера на все руки Макара.
– Вон они! Вон они!!! – завопил парень, тыча пальцем влево вверх и чуть не переваливаясь через подоконник окна, которое он к этому моменту успел открыть. Девушка перегнулась наружу рядом.
Капитан бросил на них суровый взгляд, но выговаривать не стал – не ко времени это было. Мы, все трое, в этот момент, чуть не прижимаясь лицами к стеклу, тоже впились глазами в небо. И тут же, совсем на пределе слышимости раздались звуки далекой зенитной стрельбы.
Еще пару мгновений шаря по голубому простору глазами, я наконец-то увидел две быстро увеличивающиеся точки. Поднес к глазам бинокль, и сразу же эти точки превратились в хорошо видимых «птиц»… грозных таких, опасных. И тут, одна из них начала резко падать, увеличиваясь в размере, показалось, что она сейчас свалится прямо на нас.
– Ой, мамочки, – тихо взвизгнула Василиса.
Мне-то, конечно, было понятно, что никуда самолет не свалится, он пошел в пике, а раз так, то это юнкерс, и его грузоподъемность не позволяет ему нести… тут я осознал, что и городка-то того ничего, так что даже тот не очень большой запас, что тащил в себе бомбардировщик, может снести все здесь подчистую.
Я не хотел этого видеть…
Но стоял и смотрел.
Окуляры мои, выданные начальством, были не ахти, но даже в них я четко рассмотрел, как первые бомбы угодили в воду, вздыбив ее, заработавшие пулеметы подняли стенами брызги и перескочили на сушу уже фонтанами пыли, земли и деревянной щепы причалов.
А самолет сбрасывает бомбы уже на бреющем полете. На воздух взлетает какое-то некрупное судно, причал целиком, потом пошли складские помещения, но вот что творится там, было уже не видно – все заволокло пылью, сквозь которую тут же начали пробиваться языки пламени.
С той стороны реки, кажется стреляли зенитки, но за грохотом взрывов их было почти не слышно.
А Юнкерс, чуть не чиркая брюхом по Покровской горе, летел дальше. За Архангельской церковью поднялся столб дыма и земли… а ведь там кладбище… следующий снаряд упал уже на спуске возвышенности и его последствий нам так явно было не видно, да и вообще, с того места, с которого смотрели мы, дальнейший путь самолета проглядывался уже плохо.
Парнишка с сестрой сорвались с места и побежали из комнаты.
– Мы на крышу! – крикнул кто-то из них.
– Самолет к верфи полетел… а там их отец, – сказала Лиза, как бы оправдывая молодежь, и принялась закрывать окно, которое открыл Кузьма, поскольку в него ощутимо потянуло гарью.
Капитан только скрипнул зубами на это.
– Давайте и мы пройдем хотя бы к другому окну, отсюда уже совсем ничего не понять, – попросила молодая женщина.
Не понять… да все понятно… взрывы со стороны завода слышны отчетливо.