Акция в Страсбурге
Шрифт:
Эттерли сделал паузу.
— Норкотту повезло. Больше, чем его командиру майору Просперу, которого повесили в лагере Флоссенбург на струне от рояля в тот же день, что и адмирала Канариса и других заговорщиков против Гитлера. Норкотта от правили в концлагерь с пометкой «Возвращение нежелательно» Но он вернулся… В 1948 году мы встретились в Швейцарии. Он оправился от лагерной дистрофии, но вера ушла от него. Ваше поколение не знает, что такое «вера», и я сомневаюсь, понимаете ли вы меня. Уиндем жаждал сражаться. Но его предали все, за чью свободу он воевал король, генералы, Англия. Более того, когда война кончилась, Великобритания
Я пытался помочь Уиндему как мог. Психологически мне было легче понять безжалостную логику войны — я не успел, к счастью, познать гестапо и концлагерь. И в конце концов итог операции «Фортитьюд» был положительным. Норкотт же хотел истины… Он получил докторскую степень в Оксфорде, попробовал себя в журналистике, банковском деле, истории, приобрел массу светских знакомых. Но, несмотря на блестящие способности, он не мог подолгу заниматься ничем. Подсознательно он хотел сжечь свое прошлое точно так же, как ОСО сжег свои архивы… Так продолжалось до 1952 года. Осенью Уиндем приезжал ко мне — повеселевший, брызжущий энергией и… более скрытный, чем в те времена, когда по пятам за ним ходило гестапо. Он рассказал мне, что возвратило ему вкус к жизни.
Шовель встрепенулся. Барон продолжал все тем же размеренным тоном:
— Какое-то наваждение! Норкотт побывал на Цейлоне и присутствовал на церемонии хождения по огню. До этого он избегал искушения растворить свои горести в оккультизме. Обычно археологи защищены от этого. Но тут перед ним открылось другое: уверенность в том, что с тобой ничего не случится, позволяет, оказывается, человеку ходить по огню. В буквальном смысле. «Магнус, — сказал он мне, — я открыл себя заново». Что нашел Норкотт? Не знаю и, честно говоря, не стремлюсь знать. Во всяком случае, ко мне вернулся преображенный человек — тот, которого вы, к своему несчастью, увидали перед собой.
— Почему вы рассказали мне все это?
— Не догадываетесь?
— Нет. Вы старый друг Норкотта, однако…
— Чей я друг? Того прекрасного человека, которого я любил? Он не вернулся из концлагеря. Его заменил другой, одержимый неистовостью. Сегодняшний Норкотт одержим тем, что наши предки называли «бесовщиной».
Шовель рассмеялся:
— Присяжные заседатели оценили ваше красноречие, метр, но все же почтительно просят доказательств.
— Вы их почувствуете на себе, — очень серьезно ответил Эт-терли.
— Но, простите за назойливость, почему вы в таком случае работаете на него?
— Я уже близок к этому… Новый Норкотт нуждался в подручных, которые бы слепо повиновались ему. Он опробовал на мне те способы, с помощью которых современные инквизиторы манипулируют сознанием. Ничего не получилось. Возможно, потому, что я давно знаю Норкотта, и близость
— Позвольте не согласиться с вами. Мы ужинали с Норкоттом в «Каммерцеле». Прислуга сможет подтвердить.
— Ну и что из этого? Случайная встреча в ресторане. Юридически вы виновный. Не он. Фрош, Хеннеке? Они отрекутся. Откуда вы о них знаете? Вы сами по глупости — извините на резком слове — дали ответ: справку навел ваш товарищ из министерства внутренних дел… Нет, он крепко держит вас за горло.
Барон говорил правду. Не хватало только самого главного, решающего.
— Вы обладаете профессиональным даром убеждения, метр. И все же есть один непроясненный аспект. Норкотт действует не из любви к искусству, поскольку, кроме дьявольского обольщения, он прибегает еще и к шантажу. Значит, у него есть цель. Какая же?
Эттерли смотрел на темный пейзаж, расстилавшийся по ту сторону реки. Над водой парил легкий туман.
— Месть. Но не конкретным людям, а обществу в целом. Он сказал мне: «Мы займемся децивилизацией, Магнус. Какой прекрасный спорт для элиты! Ты не в восторге, Магнус? Тогда я переименовываю тебя в Минуса. Но ты нужен мне даже в виде Минуса. Ты прекрасно шпионил во Франции, а мне нужны люди, знакомые с местностью». Норкотт — наше собственное порождение, обернувшее оружие против нас. Машина, вырвавшаяся из-под контроля…
Шовель посмотрел на часы — одиннадцать десять. Что ж, адвокат выступил блестяще, факты были преподнесены с предельной ловкостью.
— Мне надо позвонить, — сказал он. — Где вы остановились?
— По отдельности мы пропадем, месье. А вдвоем могли бы попытаться сбросить с себя его цепи.
— Где вы остановились?
— Гостиница «Софитель»… Я знал, что это безнадежно… — Вокруг рта у Эттерли собрались складки. Шовель вздрогнул — до такой степени на лице барона читалось удовольствие от проигрыша, свойственное слабым.
— Я позвоню вам сразу, как получу инструкции от Норкотта… Разумеется, метр, этот разговор останется между нами.
— Мне это безразлично, — презрительно выпятив губу, промолвил барон…
Перевел с французского
А. Григорьев
Журнал «Вокруг света», №№ 7–10, 1978 год