Аккорды кукол
Шрифт:
Бергер был сумасшедшим, это понятно. Стоило только взглянуть в его плавающие, словно туман, глаза. Но сумасшедшим гениальным, не от мира сего. Он служил хозяину другого мира. Тот-то и помогал ему в его работе. Механик-самоучка не изготовлял куклы на заказ или для продажи, и ни на одной из них не ставил свое клеймо, хотя бы начальные буквы имени и фамилии. Просто вырезал или гравировал где-нибудь в неприметном месте малюсенькое око - со зрачком-точкой и ресничками. Будто оставлял о себе память. "Третий глаз" и был фирменным знаком мастера Бергера. Куклы и игрушки живут дольше своих хозяев.
У него вообще была масса причуд. Ходил в рваной одежде, хотя в шкафу висел хороший сюртук; ел что попало и курил скверный табак, но не отказывал себе в удовольствии выпить хорошего шнапса и пива; жену поколачивал, а четырех дочек иначе как уродинами не называл; спал в сутки по три-четыре часа, не более, и весьма изысканно играл на лютне. Даже заслушаешься. Зачем-то и мне присобачил этот музыкальный инструмент. Ни слава, ни деньги его не занимали. Надоевшие куклы Бергер дарил своим знакомым, которых, впрочем, было не так уж и много. А под старость и вовсе осталось с гулькин нос.
Когда-то он работал управляющим на пивоваренном заводе - отсюда и сбережения. Но настоящая страсть у него была одна - игрушки. Каждой он давал имя, а уж относился лучше, чем к родным детям. Потому и не торопился расставаться. Меня он назвал Куртом. Он все время что-то бормотал под нос, бубнил, разговаривал сам с собой, обращаясь то ко мне, то к другим игрушкам. Наверное, считал нас безмолвными слушателями. Живыми, а не мертвыми. Забавный старик, смышленый и хитрый. Безумцы очень умны и подозрительны: они видят дальше и глубже других.
Бергер мастерил не только меня, но и мою точную копию - две куклы одновременно. Поскольку, пожалуй, впервые работал на заказ, а за Германом так звали ту, вторую, - вскоре должен был явиться новый хозяин. Меня же он оставлял себе. Влюбился, старый дурак, что ли? Вообще-то это понятно. Не так уж я плох собой. Умею извлекать музыку из струн лютни и натягивать тетиву лука. Моя ядовитая змея всегда рядом со мной, а отрубленная голова учителя и творца - под ногами. Мне не страшен холод и зной, хотя я наг; смех и плач не могут повлиять на тонкий механизм. Я - само совершенство, созданное не Природой и Духом, а Бергером.
Мне было не жаль его, когда он умер, расставшись с Германом. Он не должен был так переживать, ведь у него оставался ещё я, Курт. Сам виноват, несчастный старик: плоды созрели, их надо съесть. Таков закон жизни и смерти. Потом... Потом было разное, много всего. Я сменил всяких хозяев, но все они были мне слугами. Путешествовал по миру. Слышал и видел достаточно. Куда исчез брат? Не знаю. У Германа - иной путь, чем у меня. Но оба мы живем и вращаемся среди людей. А люди - живут в нас".
7
– Ну, просмотрела сценарий?
– спросил Клеточкин, возвратившись в съемочный павильон и подсаживаясь на скамейку к Карине. В руках он держал бутерброды с ветчиной и пару бутылок пива. На столике горела желтая лампа, а все софиты вокруг были потушены. За расходом электроэнергии, особенно в обеденный перерыв, следили строго. Киностудия "Лотос" существовала всего два года, но уже стояла на грани банкротства. За все это время не было выпущено ни одного
– На, ешь!
– грубовато сказал режиссер, кладя бутерброды прямо на сценарий.
– Что скажешь?
– Я прочитала только несколько страниц, - ответила Карина. Она уже стала отвыкать от особой, киношной атмосферы, от рваного и беспорядочного ритма актерской жизни, когда все делается наспех, легко, через смех и слезы, в густом гриме и с фальшивым голосом, под слепящим светом и готовыми обрушиться тебе на голову декорациями.
– Этого вполне достаточно. Хотя, матушка, должен тебе заметить, ты разучилась читать быстро, - хмуро заметил Клеточкин.
– А схватываешь на лету по-прежнему, или в твою прелестную головку придется вбивать молотком?
– Коля, скажи честно: ты делаешь римейк своего старого фильма про кукол? Или готовишь новую версию "Буратино"?
– Ни то ни другое. Впрочем, какая-то ностальгия по той картине у меня осталось... Но тут совершенно иное. Идею ты все равно не поймешь, поскольку женщина. У вас мозги набекрень. Но актриса ты хорошая, я знаю. И мне нужна не только ты, но и твой муж. Как специалист по куклам и консультант. Вы ещё не развелись?
– С утра - нет. Но не знаю, что будет вечером.
– Ладно, не важно. Сценарий возьмешь с собой, почитаешь на ночь. Написал его один молодой парень, очень талантливый, хотя и полный идиот. Я только кое-что подправил. История необычная, загадочная, не для болвана-зрителя. Чувствую, что с этой картиной мы окончательно прогорим, скажу тебе по секрету. Тс-с! Об этом никому ни слова, пусть все думают, что мы прем на "Оскара". А вдруг?
– Ты бы не стал снимать фильм, если бы не надеялся на грандиозный успех. Уж я-то тебя знаю, - усмехнулась Карина. Достав платочек, она приложила его ко лбу режиссера. Клеточкин был тучен и лыс, несмотря на свои тридцать восемь лет, а в павильоне стояла нестерпимая жара. Пот струился по лицу режиссера, он тяжело дышал.
– Спасибо. Тогда молчи. И слушай. И пей пиво, пока оно не превратилось в мочу. Деньги на картину уже отпущены. Продюсер - зверь, стережет каждую копейку. Времени мало, снимать будем быстро. В условиях, приближенных к боевым. В основном здесь, в павильоне. В Швейцарские Альпы нас никто не пустит. В общем, пан или пропал. Актеры подобраны, ты их знаешь. Оператор старый, Юра Любомудров. Что еще? Золотых гор не обещаю, но заплатят нормально и вовремя. Не как бюджетникам. С пикетом на улицу не выйдешь, гарантирую.
– Какую роль ты мне предлагаешь?
– Об этом догадаешься сама, когда прочитаешь сценарий. Ты почему пиво не пьешь?
– Разучилась.
– Надо же!
– Клеточкин всплеснул руками.
– Ладно. И приводи ко мне завтра же своего мужа. Нам есть о чем с ним потолковать.
– Вряд ли он согласится. Влад тебя недолюбливает.
– Мы с ним не голубые, чтобы любить друг друга. А на съемках "Игры в кукол" понимали с полуслова - и я его, и он меня.
– Тогда было другое время. Сколько воды утекло! Скажи, а этот Бергер, он действительно существовал?