Аксерион: сага первая

После расселения с планеты Аксерион на прилегающие к ней космические станции-колонии прошло 134 года, вследствие чего народы позабыли, что такое война. Зажиточные торговцы, не знающие бед чиновники, привыкшие к дорогим одеяниям и вкусным яствам женщины. Любители банковских процентов, промышляющие на продаже оружия, питающиеся бесконечным огнем, охватившим планету на многие годы. Пора им напомнить, что ничего не бывает бесплатно.

Мог ли я когда-нибудь подумать, что попаду

в такую передрягу? Уже не понимаю, в реальности ли нахожусь, или в кровавом дурмане. Жив ли еще, или уже отошел в мир иной?

Серая, прямоугольная комната без всякой мебели, кроме стойки с инструментами слева, уже четвертое пробуждение встречает меня своей безмолвной тишиной. Она предвещает еще один незабываемый отрывок существования, пропитанный острыми и контрастными чувствами, имя которым боль и страдания. Все так же холодят цепи мои скованные за спиною руки. И этот железный стул. Такой грубый и угловатый. Обагренный кровью. Моей кровью.

Белый шлейф лампы освещает запекшиеся разводы вокруг, так рьяно радующие его… Моего мучителя.

Металлическая искривленная дверь, с единственным иллюминатором на уровне глаз, отъезжает в сторону, и в нее входит чудовище в черном кожаном фартуке, надетом поверх медицинского халата. Фартук, в свою очередь, тоже обагрен кровью. На лице его — кожаный намордник, с вырезами для рта. Из чьей кожи сделаны эти атрибуты, я даже думать не берусь. Да и не приходится…

— Хэл! Проснулся?! как настроение? сегодня мы с тобой снова проведем парочку опытов.

Моя голова занята только одной мыслью. Как перенести еще одно мгновение. Один миг. У меня отобрали все, что только можно. Кроме одной вещи, которую я так жажду потерять… Мою жизнь.

Год назад.

Яркая туманность Двух Цепей освещала улицы модуля-12 «Акита», где была собрана двенадцатая часть «важного» населения стран Аксериона. Объединенное распределение народов породило сильное смешивание наций, и по старым меркам здесь можно было встретить от представителей женской расы накти, до чернокожих карийцев и низкорослых тиртов. Но с высоты фуникулерной линии все одинаково выглядели движущимися суетливыми точками, которые спешат по своим делам.

Один из пассажиров фуникулера — паренек семнадцати лет, был полный, ниже среднего роста и ничем не примечательный. Ехал он в «Академию медицинских технологий». Он был обладателем смешанной внешности: русым коротким кучерявым волосом и серыми глазами. Сложно было определить, к какому роду он принадлежит. В свои семнадцать лет парень должен был обзавестись кучей друзей, но он стоял отдельно от резво болтающих ровесников. Из этого можно было понять, что ему знаком только узкий круг людей. Кроме того, в эту академию поступали дети и близкие самых влиятельных лиц. Некоторые знали паренька, как племянника одного из ведущих биохимиков на Аките-12.

В академии воспитывали узконаправленных специалистов для поддержки жизнедеятельности системы по всем двенадцати станциям «Акиты», и поэтому дни юноши практически не отличались друг от друга. Для него это было убийственной повседневностью, не сменяющаяся ничем ярким или веселым. Праздников в этом месте было не так уж и много, а коль помножить это на его природную отчужденность к общению с ровесниками, то выходила

совсем печальная картина. Она была переполнена серостью будней. Единственной для него отрадой являлись субботние занятия музыкой. На них юноша хоть как-то мог само-выразиться.

Паренек выглядел покинутым, он с грустью смотрел вниз на освещенные улицы города, между высотными сооружениями, которыми проходила фуникулёрная линия. Что-то его тревожило. Но вот фуникулёр подошел к остановке академии, и пассажир с опущенной головой вышел из вагона, вместе с другими студентами академии. Постояв немного на просторной площадке, огороженной двухметровым решетчатым забором, он посмотрел на звездные просторы космоса, затем подошёл к забору и глянул вниз.

С высоты платформы, проходящий внизу, транспорт выглядел совсем крошечным. Перед ним вздымались высокие, усыпанные плакатами и рекламами громады зданий и блоков рабочего класса, подобные колоннам, освещенные желто-зелеными огнями. Казалось, что они вот-вот дотянутся до этих ярких густых звезд. Парень посмотрел на часы — время уже поджимало.

«Нужно успеть на занятия».

Он развернулся в противоположную сторону и зашагал к пятнадцатиэтажной пристройке корпуса академии.

В размышлениях о серой жизни он наткнулся на мысль о том, что было бы неплохо заняться чем-то новым. Ведь сознание всегда требовало свежего, и насколько бы те или иные вещи ему нравились, проходило время, и они приедались, вызывая тем самым отвращение и ненависть к объекту обожания. Подобно застоявшемуся без полива цветку, он чувствовал себя вялым и высохшим, неспособным на смелые поступки и рвения. И так с ним происходило всю жизнь. Один за другим — менялись коллективы: одни приходили, другие уходили, никто не задерживался в его кругу. Не в силах найти общих тем с окружающими, юноша будто чувствовал себя загнанным в комнату с серыми стенами одиночества. Был только один объект обожания, к которому парнишку очень сильно тянуло, но преграда тех самых серых стен не давала добраться до него. Он слепо тыкался в углы этой комнаты, не в силах найти дверей выхода. И осознание того, что без помощи ему из этой комнаты не выйти, загоняло юношу в еще более глубокое отчаяние.

Он поймал себя на том, что совсем приуныл по пути к академии, и поднял нос, устремляя вдаль свой взор. Здание академии состояло из четырех корпусов, сочлененных между собой тоннельными переходами, через каждые два этажа. Они были высотой в десять метров, и каждый из корпусов был по пятнадцать этажей, на которых студентам преподавали разные науки. Под зданиями были рассажены разного габарита деревья. Одни были с желтыми листьями, другие — с зелеными, и даже багрово-красными. Парень уже подходил ко входу в здание, как чей-то молодой мужской голос позвал его:

— Эй Куз!

Он обернулся:

— Сюда подойди! — Дело было худо. Позвавшего звали Макору. Он был сыном батрийского консула на Аките-12. Его отец был богат, и имя его недавно стало известно на весь модуль.

Разумеется, его сынишка-переросток пользовался этим авторитетом, жестко ставя себя как с другими учениками, так и с преподавателями. Но Макору понимал, что этим авторитетом не следовало злоупотреблять, и знал, в какой момент лучше остановиться. Наверное, это и являлось одной из причин того, что он еще не был отчислен из академии.