Аксиома выживания
Шрифт:
Он катнул гранату между собой и врагом, отвернулся, присел, скрипнув пневмоприводами. Взрыв возле опешившего немца ударил в уши тугой волной и звякнул россыпью осколков по металлу защиты. Зингер никак не думал, что этот русский Иван сразу пойдет на такой шаг – подрывать себя и противника гранатой. Мало того, в руке старшего лейтенанта снова оказалась граната, вынутая из специального клапана подмышкой. Легионер вскинул тяжелый гравимет, но три выстрела из «Нокаута» разбили его затвор, а оставшиеся два высокоимпульсных заряда, целенаправленно выпущенные в область правого плеча, на время обездвижили тяжеловеса. Зингер взревел, словно злыдень,
Рукопашный бой двух роботов – зрелище жуткое и комичное одновременно. Особенно когда знаешь, что внутри железяк находятся живые люди, стремящиеся убить друг друга любым способом. Движения скованные, нелепые, медленные, нанесенные удары не причиняют ущерба, исход непредсказуем. Два увесистых борца столкнулись, врезавшись друг в друга, будто маралы в брачный сезон, долбя и молотя по шлемам и в область груди, пытаясь делать подсечки, подножки и блоки. Все это время Глым сжимал в боевой перчатке гранату без кольца, используя ее как кастет. Хотя помогало это мало.
Некоторые бойцы с обеих противоборствующих сторон отвлеклись от перестрелки и издалека наблюдали за схваткой титанов. Никто не пытался помочь своему командиру, выйдя из боя. Устинов, выдернул штык-нож из печени сползающего наземь легионера, машинально сунул клинок в набедренный чехол, не глядя, перезарядил автомат и с затаенной надеждой наблюдал за схваткой Вятлова с офицером «Легиона». Шелестов с военврачом присели за кирпичной кладкой возле лифтовой будки и до рези в глазах всматривались в силуэты борющихся. Трое легионеров бросили на толь крыши опустевшую «Базуку» и замерли истуканами, созерцая картину боя. Один даже встал на колени и начал молиться своим богам.
Вятлов понимал, что победить противника сложно, почти невозможно. Силы уходили, действие анаболика заканчивалось, из оружия оставался бесполезный против арамидно-кевларового модуля «Изюбра» нож. Но и легионер ощущал себя не очень-то хорошо из-за раны плеча, контузии и выбитого сустава голени. А еще дикой усталости. Нахлынуло такое чувство, будто борешься с автокаром. Оба изнемогали и валились с ног, на чем держалось их стремление к победе – было непонятно.
Первым начал сдавать старший лейтенант: перед глазами плясали круги, в голове шумела свора чертей, руки ломило в суставах, ноги вконец подогнулись. Противник, видимо, почувствовал свое преимущество, навалился, застучал кулаками-кувалдами по наковальне смятого шлема неприятеля. Глым упал на колени, тыча кулаком офицеру «Легиона» в пах, надежно прикрытый специальной ракушкой. Однако это не нравилось сектанту: он замычал, скривился и отступил на шаг. Почти потерявший сознание спецназовец выхватил нож и замахал им перед врагом.
– Ты смешон… слаб… и убог, – задыхаясь, проговорил Зингер, вынимая холодное оружие, больше похожее на короткий греческий меч, – прощайся… мерзость, со своей… душонкой.
– Давай уже… не тяни кота… за яйца. Ты же у нас… непобедимый, ага? – Вятлов вымученно подмигнул и ухмыльнулся.
Легионер не почувствовал подвоха – перед ним, едва не падая, стоял на коленях почти безоружный и вымотанный схваткой неприятель, слабый и явно проигрывающий по всем статьям. Немец сделал шаг, угрожающе вскинув клинок. Для пущей убедительности старший лейтенант выронил нож. Зингер усмехнулся и подошел почти вплотную, взглядом выискивая и определяя в потрепанной экипировке спецназовца уязвимое место, чтобы вогнать в него стальное
Вятлов сплюнул кровавый сгусток слюны, собрал все силы и чуть разжал кулак. Выскочившую скобу гранаты легионер проводил отрешенным взглядом, та звякнула о щиток защиты фанатика и упала к его ногам. Старший лейтенант пружинисто вскочил и набросился на сектанта, тараня его в грудь. Будто два мотоцикла столкнулись. Удар, скрип, треск. Меч Зингера чиркнул по корпусу противника и ушел в сторону. В голове спецназовца от удара все поплыло, колокольный набат заполонил собой весь мозг, но ему удалось обхватить немца и оказаться позади врага. Рука, держащая «лимонку», вжалась в соединение лат экзоскелета подмышкой.
– Потанцуем? – промолвил старший лейтенант и вновь криво усмехнулся.
Взрыв разбросал обоих вдоль парапета, оторванную руку легионера унесло с крыши вниз. Немыслимо, но два противника еще были живы, корчась на горячем гудроне. Зингер с трудом повернул наполовину искромсанную голову, среди кровавого месива на месте лица выделялся один глаз, другого попросту не было. Немец задрожал в агонии, елозя по вспученному толю и заливая его кровью, а потом умер с мыслью, что русские всегда являлись радушными хозяевами. Они «горячо» встречали неприятеля на своей земле, а потом со знаменем Победы провожали его до самого дома…
Глым не шевелился. Он тоже готовился к смерти, которая уже начала сковывать ноги. Кисть руки отсутствовала, кровь толчками била из культи. Голова раскалывалась на сотни кусочков, обгорелое иссеченное лицо продолжало улыбаться. Теряя сознание, смутно видя бегущие к нему фигуры товарищей, Вятлов посмотрел на блеклый круг солнца в серых тучах и прошептал:
– Никто кроме нас!
– Едрить твою в печень!
– Звизде-ец!
Физиономии напуганных до смерти сталкеров вытянулись, руки опустились, ноги подкосились. Никогда в жизни им не приходилось встречать такое чудовище. Злыдень по сравнению с химерой «Ока» выглядел Моськой возле слона. И до спазмов в паху стало страшно от понимания, что химера не просто пришла прогуляться или позагорать над перегретым паром Разломом, а явилась сюда именно за их, Варежки и Версты, жизнями.
Друзья переглянулись и, отходя, оступились. Одновременно. Проклятая балка, лежащая вдоль алой щели Разлома, словно специально задерживала людей. Мутант рыкнул, отчего Варежка чуть не наложил в штаны. Страх ледяными щупальцами схватил не только горло, но и гениталии. Верста почувствовал, как его рост уменьшается до размеров небольшого гвоздя. Очень захотелось спрятаться хотя бы вон за той ржавой кувалдой…
– Только не стреляй! Пальнешь, я тебя сам кончу, мля, – процедил сквозь плотно сжатые зубы Варежка, двигаясь назад.
– Капец нам, дружище! Как пить дать, капец… – лицо Версты стало белее мела.
Химера не спеша обошла владения, поглядывая на висящий наверху груз, начала лизать обрубок перебитой лапы. Многочисленные отверстия от пуль в шкуре зверя сочились сукровицей, тлеющие остатки шерсти на обеих головах придавали твари вид непобедимого жуткого монстра, которому на все начхать.
Сталкеры уткнулись спинами в огромную цистерну, громко брякнув железом о железо. И это не прибавило им оптимизма… Химера резко развернулась к ним, разинула обе пасти и заревела так, что кое-где осыпались известь и остатки штукатурки. Варежка перекрестился дрожащей грязной рукой и стал шептать молитву: