Актер
Шрифт:
б. Сухожилов. Сколько угодно…
Кочергин. Нет погоди немного… ха-ха-ха! как он нас обморочил, как потешил, ха-ха-ха
(К публике.)
Ха-ха-ха должно признаться
Он нас очень насмешил
И от смеха удержаться
Не стает уж наших сил (ЦР)
30-31 Ах, как он нас обморочил! / Эк, как он нас обморочил! (А ‹›, ЦР ‹›)
37-40 Но для нас всего важнее ~ Насмешил ли вас актер? /
Но слов наших поважнее
Для него ваш правый суд.
Что ж решите поскорее,
Наш
Вторая редакция окончания пьесы (ЦР)
Явление XIII
Входит Мартынов в костюме Фанни.
Кочергин. Это что за барыня?
Мартынов. Где изменник? Где мой злодей Сухожилов? Говорят он в этом доме сватается на другой.
Кочергин. Что, что такое?
Итальянец. Это невеста г. Сухожилов… первая танцовщиц на театр… глядит: какой красавец… Это не то, что ваш дочка.
Кочергин. Так вот таков мой будущий сынок! Ох, черт возьми!
Итальянец. Нет, вы смотри, как она грациозна в качуча… (Насильно сажая его.) Садись синьор.
Кочергин (падая на стул). У меня голова кругом идет!
(При конце танцев входит Сухожилов и дочь.)
Кочергин (увидя Сухожилова). Вон! Вон! Это что за танцовщица? Ты мот, шалун, повеса -- и хочешь жениться на моей дочери?
Сухожилов. Я ничего не понимаю: объяснитесь.
Мартынов (приседая подает письмо). Вот объяснение.
Кочергин (читает). "Милостивый государь! Валерьян Андреич нисколько не виноват в том, в чем его сегодня перед вами обвиняли, потому что под {Далее: этим (ЦР)} видом этих обвинителей был я и товарищ мой, тоже актер". Что такое? (Всё письмо дочитывает из пьесы.)
Самойлов (входя при последних словах). Вот ваши 10 руб‹лей›, взятые итальянцем.
Кочергин. Виноват, виноват… (к Мартынову). Неужели вы тоже актер?
Мартынов (басом). Да, играю смешные роли.
Последний куплет (ЦР ‹›)
Н. А. Некрасов никогда не включал свои драматические произведения в собрания сочинений. Мало того, они в большинстве, случаев вообще не печатались при его жизни. Из шестнадцати законченных пьес лишь семь были опубликованы самим автором; прочие остались в рукописях или списках и увидели свет преимущественно только в советское время.
Как известно, Некрасов очень сурово относился к своему раннему творчеству, о чем свидетельствуют его автобиографические записи. Но если о прозе и рецензиях Некрасов все же вспоминал, то о драматургии в его автобиографических записках нет ни строки: очевидно, он не считал ее достойной даже упоминания. Однако нельзя недооценивать значения драматургии Некрасова в эволюции его творчества.
В 1841--1843 гг. Некрасов активно выступает как театральный рецензент (см.: наст. изд., т. XI).
Уже в первых статьях и рецензиях достаточно отчетливо проявились симпатии и антипатии молодого автора. Он высмеивает, например (и чем дальше, тем все последовательнее и резче), реакционное охранительное направление в драматургии, литераторов булгаринского лагеря и -- в особенности -- самого Ф. В. Булгарина. Постоянный иронический тон театральных рецензий и обзоров Некрасова вполне объясним. Репертуарный уровень русской сцены 1840-х гг. в целом был низким. Редкие постановки "Горя от
Первым значительным драматургическим произведением Некрасова было "Утро в редакции. Водевильные сцены из журнальной жизни" (1841). Эта пьеса решительно отличается от его так называемых "детских водевилей". Тема высокого назначения печати, общественного долга журналиста поставлена здесь прямо и открыто. В отличие от дидактики первых пьесок для детей "Утро в редакции" содержит живую картину рабочего дня редактора периодического издания. Здесь нет ни запутанной интриги, ни переодеваний, считавшихся обязательными признаками водевиля; зато созданы колоритные образы разнообразных посетителей редакции. Трудно сказать, желал ли Некрасов видеть это "вое произведение на сцене. Но всяком случае, это была его первая опубликованная пьеса, которой он, несомненно, придавал определенное значение.
Через несколько месяцев на сцене был успешно поставлен водевиль "Шила в мешке не утаишь -- девушки под замком не удержишь", являющийся переделкой драматизированной повести В. Т. Нарежного "Невеста под замком". В том же 1841 г. на сцене появился и оригинальный водевиль "Феоклист Онуфрич Боб, или Муж не в своей тарелке". Критика реакционной журналистики, литературы и драматургии, начавшаяся в "Утре в редакции", продолжалась и в новом водевиле. Появившийся спустя несколько месяцев на сцене некрасовский водевиль "Актер" в отличие от "Феоклиста Онуфрича Боба…" имел шумный театральный успех. Хотя и здесь была использована типично водевильная ситуация, связанная с переодеванием, по она позволила Некрасову воплотить в условной водевильной форме дорогую для него мысль о высоком призвании актера, о назначении искусства. Показательно, что комизм положений сочетается здесь с комизмом характеров: образы персонажей, в которых перевоплощается по ходу действия актер Стружкин, очень выразительны и обнаруживают в молодом драматурге хорошее знание не только сценических требований, по и самой жизни.
В определенной степени к "Актеру" примыкает переводной водевиль Некрасова "Вот что значит влюбиться в актрису!", в котором также звучит тема высокого назначения искусства.
Столь же плодотворным для деятельности Некрасова-драматурга был и следующий -- 1842 -- год. Некрасов продолжает работу над переводами водевилей ("Кольцо маркизы, или Ночь в хлопотах", "Волшебное Кокораку, или Бабушкина курочка"). Однако в это время, жанровый и тематический диапазон драматургии Некрасова заметно расширяется. Так, в соавторстве с П. И. Григорьевым и П. С. Федоровым он перекладывает для сцены роман Г. Ф. Квитки-Основьянеико "Похождения Петра Степанова сына Столбикова".
После ряда водевилей, написанных Некрасовым в 1841--1842 гг., он впервые обращается к популярному в то время жанру мелодрамы, характерными чертами которого были занимательность интриги, патетика, четкое деление героев на "положительных" и "отрицательных", обязательное в конце торжество добродетели и посрамление порока.
Характерно, что во французской мелодраме "Божья милость", которая в переделке Некрасова получила название "Материнское благословение, или Бедность и честь", его привлекали прежде всего демократические тенденции. Он не стремился переложит;. французский оригинал "на русские нравы". Но, рассказывая о французской жизни, Некрасов сознательно усилил антифеодальную направленность мелодрамы.