Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Шрифт:
Во-вторых, экстрасенсы сами по себе обладают определенной энергетикой.
— Вы чувствовали их прессинг?
— Видимо, ощущал нечто подобное. И я понял, как мне оберегаться от них. Я мало с ними общаюсь. Человеческие контакты возникли с немногими. Да, тяжело… Но интересно.
…И все же Пореченков ушел из этой программы, передав ее Марату Башарову. Михаил ссылается на занятость — как причину его ухода из «Битвы экстрасенсов». В этом есть немалая доля истины. Но позволю себе предположить: верующий человек Михаил Пореченков, возможно, не мог согласовать веру и попытки прорваться в то, что Господь покрыл тайной.
Незадолго до ухода из «Битвы экстрасенсов» Пореченков сыграл главную роль Позднышева в спектакле «Крейцерова соната» по Толстому. После премьеры Юрий Яковлев восторженно оценил работу актера: «Такого Пореченкова мы еще не видели. Какие краски, какая глубина характера, а уж насколько большая и тяжелая работа за этим стоит, знает только сам артист».
Дорогого стоит получить такой отклик от блистательного артиста Юрия Яковлева. Причем отклик его абсолютно справедлив. Обращает на себя внимание фраза: «Такого Пореченкова мы еще не видели…» Эти слова Юрия Васильевича перекликаются с давней мыслью Михаила Евгеньевича о том, что театр дает ему простор для поиска. И ему же принадлежит в связи с этим сакраментальный вопрос: ходят ли наши кинорежиссеры в театр?
Я спросила об этом пятнадцать или шестнадцать кинорежиссеров, видели ли они Михаила Пореченкова в «Крейцеровой сонате»? Увы… Никто, кроме Сергея Урсуляка, этот спектакль не видел. Откуда же в таком случае остальным знать, что артист, «утвержденный» ими однажды и навсегда в ролях «человека в форме», может тончайшими штрихами рассказать о драме своего героя, в душе которого Бог и дьявол ведут борьбу за власть над ней?
Позднышев — природный неврастеник, со склонностью к психопатии, обремененный всеми соответствующими комплексами. Зверски убивающий свою жену с последующим драматическим и горьким раскаянием. Таков классический образ Позднышева, сложившийся с момента выхода в свет повести Льва Толстого.
Из нашей с Пореченковым беседы после премьеры «Крейцеровой сонаты»:
— Больше всего меня потрясло, что вы играете абсолютно нормального, в общем, достаточно заурядного человека. То ли цепочкой семейных будней доведенного — не без собственного участия — до убийства жены. Но заурядного, поначалу далекого от психопатии, истерии и уж никак не склонного к кровопролитию.
— Мы много говорили об этом с режиссером нашего спектакля Антоном Яковлевым. Это дьявольское начало, так или иначе живущее в людях, уничтожило Позднышева.
— Стало быть, спало до поры до времени, а потом проснулось… Что или кто пробудило его? И так чудовищно?
— А почему вообще люди убивают друг друга?
— Причин тьма.
— Да, но мы не осознаем, на каком витке нашего пути оно, это чудовищное начало, просыпается в человеке. В том числе и в Позднышеве. Но оно живет, скрытно живет не только в откровенных неврастениках, но и в нормальных людях.
— О чем вы и рассказали. Есть люди, которые говорят: «Да нет, нет в нашей жизни ничего такого, что могло бы столь резко поколебать человека до такой степени. Есть некая черта, которую вроде бы не дано преступить. А на самом деле в жизни бывают обстоятельства, когда в нас проявляются токи, о которых мы не подозреваем. Которые
— Позднышев в какой-то момент говорит: «Любви у меня не было настоящей». А любовь — это Бог. Значит, не устремлялась, не шла его душа к Богу. И тогда он повернулся лицом к дьяволу.
— Сам того не замечая.
— Мы хотели предупредить такие катастрофы. Очень хотели.
…Сильный, прочно стоящий на земле, так славно улыбающийся Позднышев — такого героя редко увидишь на нынешней сцене. Но этот спокойный, устойчивый Позднышев неуклонно движется к Позднышеву, на руках которого кровь его жены. Пореченков в полном смысле слова заставлял зрителей пройти с его героем весь этот путь. Актер все время как бы заглядывает в самые дальние закоулки души Позднышева, рассказывая о неумолимом разрушении и саморазрушении. Его сознание все более и более напряжено, Позднышев у черты страшного, стихийно приуготовленного взрыва.
Все, что происходит с ним на наших глазах, — своего рода рентгеновский снимок мыслей и чувств Позднышева. Плюс как бы кардиограмма нарастания ненависти к миру, до отвращения к нему. И все персонифицируется в жене Позднышева, Лизе.
Михаил Пореченков живет жизнью Позднышева, не отделяя себя от него. Подобного срастания с героем у актера еще не было. Вместе с тем он настойчиво исследует энергию зла, которая порабощает человека, оголяя в нем самое темное и пробуждая самые низменные инстинкты.
В «Крейцеровой сонате» занято несколько актеров: Наталья Швец — жена Позднышева Лиза, Ксения Лаврова-Глинка — сестра Лизы и безымянная девочка, Сергей Шнырев — приказчик и музыкант Трухачевский, к которому Позднышев приревнует Лизу. Но все эти персонажи кажутся только аккомпанементом к монологу Позднышева, потому что весь спектакль — его исповедь. Остальные словно вплетаются в его трагическую мелодию. И присутствуют в этой мелодии с точки зрения главного героя, Пореченков сумел сделать это, убедить в этом.
Его воспаленный рассудок все больше с этой позиции оценивает каждое слово, жест, движения жены, в общем, пусть еще неосознанно, но уже обреченной. Ему не остановить, не усмирить лавину ненависти, и не только к Лизе.
Драматургия инсценировки выстроена, соответствуя композиции повести Толстого, как рассказ Позднышева случайному попутчику после отбытия им наказания. Мысленно он много, очень много раз прокручивал в памяти прожитое, но боль почти не притупилась. Поэтому он не может не говорить об этом. Не для того, чтобы сбросить муки, которые всегда будут терзать его. А для того, чтобы с дистанции времени увидеть прошлое во всей его объективной, страшной сущности. Ужаснуться, отступая от себя, того, каким он был. Обратиться ко всем, кто слышит его: Господи, да не повторите вы мой путь!
В «Крейцеровой сонате» Михаилу Пореченкову удалось связать, без малейшего зазора соединить нечто, невероятно сложное и редко подвластное воле актера: обращение героя к самому себе, каким он еще недавно был, и вместе с тем к залу. К социуму. К миру. Это искреннее покаяние и предупреждение. Тень вины навсегда остается с ним, она всегда будет рядом, не позволяя простить себя.
Приближаясь к сорока годам, Пореченков поразил трагическим началом, заложенным в его актерской природе. Поддержат ли его в дальнейшем режиссеры кино и театра? Наверное, эта мысль теребит душу артиста…