Актеры шахматной сцены
Шрифт:
Истоки загадки крылись в том, что в партиях Таля критики не видели той цельности, того, если можно так выразиться, шахматного единства места, времени и действия, когда каждая реплика фигуры или пешки подчинена общему сюжетному плану, когда с первого акта – дебюта и до последнего – эндшпиля все действующие лица шахматного спектакля ведут свои роли в точном соответствии с замыслом автора.
В партиях Таля на первый взгляд было много случайного, алогичного. Ему ничего не стоило изменить первоначальный замысел и ринуться вдруг куда-то в сторону. Он был
Так что же, правы те, кто считал, что партии его не отличались цельностью, что атаки его были часто не подготовлены и «не вытекали из требований позиции», что в ряде встреч ему просто повезло? И правы, и неправы. Правы потому, что победы Таля и в самом деле выглядели внешне спорными, а иногда даже и неубедительными. Неправы потому, что они только внешне кажутся такими. Больше того, они должны так выглядеть. И если отдельные партии Таля, взятые сами по себе, далеко не всегда оставляли впечатление цельности, законченности, то в комплексе, в сочетании с другими его партиями они позволяли отчетливо увидеть стройную, вполне законченную и логическую систему.
Как часто речка ни меняет русло, как ни петляет – путь она все-таки держит к морю!
Иногда про шахматистов говорят, что они играют в остром стиле, в комбинационном, в позиционном, в строго позиционном, в стиле Алехина, в стиле Капабланки, в стиле Ботвинника и т. д. Были и такие универсальные шахматисты, как, например, гроссмейстер Керес, которого трудно, казалось бы, отнести к какому-нибудь определенному стилю, так как в его партиях комбинационные замыслы необычайно гармонично сочетались с трезвой позиционной оценкой. Его стиль можно бы, пожалуй, назвать классическим, но так же иногда называли и стиль Ботвинника, а ведь в манере игры этих замечательных гроссмейстеров так много несхожего!
Так что же такое стиль в шахматах? Вопрос этот не из простых.
Если не претендовать на скрупулезную точность в формулировках, то под стилем можно подразумевать выражение творческой индивидуальности шахматиста, его излюбленную манеру разрешения возникающих в ходе борьбы проблем.
Стилей в шахматах, вернее оттенков стилей, довольно много. И все же между всеми ними пролегает демаркационная линия, разделяющая шахматистов на два лагеря. Одни готовы терпеливо распутывать узел позиции, то есть тяготеют к позиционной борьбе, другие стремятся к тому, чтобы разрубить его комбинационным ударом. Первые предпочитают усердно и терпеливо накапливать мелкие преимущества, чтобы потом в удобный момент добиться решающего материального или позиционного перевеса, другие ищут удобный случай, чтобы взломать позицию противника с помощью жертв пешек или даже фигур. Это отнюдь не означает, разумеется, что шахматисты позиционного стиля избегают комбинаций и что приверженцы острокомбинационной игры не умеют позиционно маневрировать. Но и тех, и других тянет, естественно, в свою стихию, где они чувствуют себя увереннее и где они особенно сильны.
Так вот Таль в пору расцвета – самый убежденный и, хочется сказать, неистовый, одержимый и неудержимый представитель комбинационного направления.
За несколько лет до того, как Алехин стал чемпионом мира, Ласкер писал о нем:
Характеристика эта полностью приложима к творческому облику Таля. И если сам Алехин мог сказать о себе, что в юности он «чересчур верил в спасительную силу комбинации в любом положении и, даже став чемпионом мира, не вполне освободился от этого недостатка», то Таль, «даже став чемпионом мира», не собирался, как мы увидим, считать это недостатком (хорошо это или плохо – вопрос другой). «Хотите знать, как побеждает Таль? – сказал однажды Бронштейн. – Очень просто: он располагает фигуры в центре и затем их где-нибудь жертвует…»
Продолжатель творческих традиций замечательных художников Чигорина и Алехина, воспринявший многое от великого шахматного борца Ласкера, вскормленный на комбинационных идеях Бронштейна и других приверженцев острой игры, Таль действует необычайно смело, рискованно, агрессивно, всегда ищет не просто хорошие ходы, но непременно – сильнейшие, каждую партию проводит с полным напряжением сил.
Шахматы для него не только борьба. Артистическое, художественное начало заставляет его искать изящные решения. Талю важно не только выиграть, ему всегда важно еще и как выиграть.
Но ведь и некоторые другие гроссмейстеры тоже играют очень смело, энергично и тоже не упустят случая создать шедевр комбинации. Да, это так. Тем интереснее проследить, чем Таль отличен от них и что нового внес он в шахматное искусство.
Первое, что бросается в глаза в игре Таля, – это его пристрастие к риску. Таль не просто рискует – он сделал риск атрибутом своей игры.
После окончания турнира претендентов 1959 года «Шахматная Москва» опубликовала интервью с Талем. Среди вопросов был такой:
– Смелая борьба немыслима без риска. Был ли в ваших партиях и необоснованный риск?
Таль ответил:
– Все зависит от того, что считать необоснованным риском. Я сам не был уверен в правильности принятого решения лишь в партии со Смысловым из четвертого круга. Был момент, когда мне следовало форсировать ничью, но я сделал ставку на цейтнот. Возможно, аналитики обнаружат в моих партиях немало таких моментов. Добавлю, что в такой «компании» вообще трудно играть без риска…
Пристрастие к рискованным решениям объясняется не только и не столько темпераментом Таля. Он по самому своему духу – экспериментатор. Многие его партии – это шаг в неведомое. Обладая колоссальной интуицией, он любит балансировать на острие ножа, но, если хотите, ему ничего другого и не остается, ибо «атаки его порой не вытекают из требований позиции», а это значит, что он, предпринимая эти атаки, ухудшает свое положение, делает его уязвимым, ставит себя под удар.
Зачем? Здесь необходимо небольшое отступление.