Активист. Теодор Бун расследует
Шрифт:
Первый оратор вышел к кафедре почти в половине двенадцатого: это был хорошо одетый бизнесмен, очень ждавший новое шоссе. Он не сказал ничего нового: на Бэттл-стрит жуткие пробки, Семьдесят пятое шоссе необходимо дублировать за счет объездного, от этого зависит экономическое развитие округа и так далее. Потом отец Харди выступил от лица всех землевладельцев, чьи земли лежали на пути будущего шоссе, и подробно рассказал о злоупотреблении правом принудительного отчуждения собственности. Будучи священником, Квинн привык вещать с амвона, и его речь произвела эффект. Местный предприниматель, занимающийся
Тео внимательно слушал, когда подошел Себастиан Райан:
— Тео, сними на минуту маску.
— Что? — спросил Тео, стягивая маску.
Себастиан наклонился к нему и, заметно волнуясь, шепнул:
— Слушай, по-моему, ты должен выступить от имени детей.
Тео растерялся. По спине у него пробежали мурашки. От ужаса он не мог произнести ни слова.
— Твоя речь будет пятой, — продолжал Себастиан, — и когда ты пойдешь к трибуне, мы скажем детям идти за тобой. Пусть комитетчики поерзают под бесхитростными детскими взглядами. Тео, так нужно.
— Я не справлюсь, — выдавил Тео. Во рту у него пересохло.
— Еще как справишься. Ходят слухи, что члены комитета и многие другие хотят посмотреть на ребят, снявших видеоклип. Ты — тот, кто нужен, Тео.
Глава 28
С трудом переставляя ноги, Тео шел по центральному проходу к трибуне и за несколько шагов до стола членов комитета, сидевших с каменными лицами, вдруг понял, что не знает, о чем говорить. Он не готов — у него нет конспекта, ни единой строчки! От страха горло у него сжалось, стало трудно дышать. Тео с трудом подавил желание броситься назад. Слева мелькнуло знакомое лицо — Майор, с гордостью смотревший на воспитанника, улыбнулся и поднял сжатый кулак, словно говоря: «Иди и задай им жару, сынок».
Тео знал, что за ним идет целая толпа, он слышал за собой движение, видел, как с правых и левых рядов встают дети и присоединяются к идущим. Когда он подошел к кафедре, свободное пространство у сцены уже заполнили десятки, а может, и сотни детей в желтых банданах и масках. Малыши из подготовительных классов Джексонской школы и учащиеся постарше из команды активистов сбились в плотную желтую толпу и во все глаза глядели на членов комиссии.
Тео неохотно поднялся на трибуну. Взявшись за микрофон, пододвинул его на несколько дюймов, не зная, о чем говорить. В зале было тихо, все сидели в напряженном ожидании. Разбушевавшиеся взрослые стихли при виде детей.
Тео силился что-нибудь вспомнить из своей карьеры в дискуссионном клубе, но не мог — он был перепуган, как никогда в жизни. Прошло несколько мгновений, и стало ясно — никто за него говорить не будет. Тео кашлянул, стянул желтую маску и выдавил:
— Я Тео Бун, учусь в восьмом классе Страттенбергской средней школы.
— Так это ты сделал видеоклип, что выложен на «Ю-тубе»? — помог ему мистер Джеррони.
— Да, сэр. С помощью друзей.
Восторженный рев в зале изумил Тео. Оглянувшись, мальчик увидел, как люди повскакивали с мест, и через силу улыбнулся. Клип уже набрал более ста тысяч просмотров.
Видимо, все присутствующие посмотрели его, и не единожды.
Когда
— Спасибо, мистер Бун, за ваше видео.
Остальные члены комитета чувства благодарности не разделяли. Сэм Макгрей спросил:
— Вы и есть тот самый хозяин собаки?
— Да, сэр.
— Если мне не изменяет память, в газете писали, что вы назвали строителей шоссе бандой отморозков?
В зале раздались свистки — людям не понравился вопрос. Тео впервые убедился, что тринадцать лет — это преимущество: члены комитета не могут позволить себе грубости или откровенного давления в разговоре с мальчишкой.
— Нет, сэр, — невозмутимо ответил он. — Отморозками я назвал негодяев, избивших мою собаку.
Макгрей кивнул, ничего не добавив.
— Как ваш пес? — участливо спросил Джеррони.
— Спасибо, поправляется.
В зале раздались аплодисменты.
— Нельзя ли по существу? — с нескрываемым раздражением сказал Граймс, которому уже надоело смотреть на малолетний сброд, прячущий лица за желтыми масками.
Стэк, как председатель, сказал:
— Вам слово, мистер Бун. У вас пять минут.
Он сверлил Тео черными глазками, тот отвел взгляд. Он не мог дышать или думать, он мог только стоять, вцепившись в трибуну. Секунды бежали. Зал ждал. Тео боялся, что вот-вот потеряет сознание.
Одним из самых трудных упражнений на дебатах была спонтанная речь, когда требовалось выступить перед аудиторией экспромтом, без конспекта. Стороны приступали к прениям, понятия не имея, чего ожидать. Учитель Маунт объявлял тему дня, и каждой команде давалось пять минут, чтобы собраться с мыслями и придумать аргументы. Первым, чему Маунт научил свою команду, было привязать обсуждаемую тему к чему-то личному, в чем ты хорошо разбираешься.
Тео поднял глаза на своего союзника Джеррони и начал:
— Мои родители юристы, я много времени провожу у них на работе. Я, можно сказать, вырос в их офисе и многому научился. Многому для тринадцатилетнего подростка. Я читал о юридической норме принудительного отчуждения собственности, то есть о праве государства отобрать собственность у гражданина, не желающего ее продавать. В нашей стране частная собственность — очень важное право, это американская мечта, воплотившаяся в жизнь для многих. — Тео дышал размеренно и говорил ровно и уверенно. Страх не проходил, но Тео удавалось его скрыть, помня совет учителя Маунта: «Говори медленно, четко и по сути».
Зал внимательно слушал: давай, Тео.
— Принудительное отчуждение собственности должно применяться только в крайних случаях. Строительство данного шоссе к таковым не относится. Новая автотрасса не является критически важной для Страттенберга — мы вполне проживем и без шоссе. От этого выиграют единицы, но подавляющее большинство из нас разницы не ощутит. Поэтому в данном случае государство не может отобрать собственность по праву принудительного отчуждения. Да и с какой стати государству это делать? — Тео выдержал эффектную паузу. Он только что вспомнил прекрасную строчку, вычитанную в одном из дел, разбиравшемся в верховном суде. — Если государство велико, сильно и богато, это не дает ему права отбирать землю у своих граждан единственно по прихоти.