Активная сторона беcкoнечнocти

Кастанеда Карлос

Мое желание навязывать свою волю распространялось на все на свете. Я не делал ни для кого исключения; кто бы ни был рядом со мной, он был здесь для того, чтобы я владел им и лепил из него что хочу.

Мне уже не нужно было думать о значении моих ярких видений. Меня охватила какая-то абсолютная уверенность, как будто придя извне. Она сказала мне, что мое слабое место в том, что мне всегда нужно быть в директорском кресле. Моим глубоко укоренившимся убеждением было то, что мне не просто нужно быть главным, но к тому же еще и контролировать любую ситуацию. Мое воспитание укрепило это стремление, которое, наверное, было в самом начале эпизодическим, но в зрелом возрасте превратилось в глубокую необходимость.

Я без малейших

сомнений осознавал, что в действие вступила бесконечность. Дон Хуан изобразил ее как сознательную силу, которая намеренно вмешивается в жизнь магов. И теперь она вмешивалась в мою жизнь. Я знал, что с помощью ярких воспоминаний этих забытых переживаний бесконечность указывает мне на силу и глубину моего стремления к контролю и таким образом готовит меня к чему-то трансцендентальному для меня самого. Я знал с пугающей уверенностью, что скоро что-то отнимет у меня любую возможность контролировать и что мне больше всего нужна трезвость, гибкость и отрешенность*, чтобы встретиться с тем, приближение чего я предчувствовал. Четыре настроения сталкинга, см. 8 т. К. Кастанеды.

Естественно, я рассказал все это дону Хуану, описав во всех подробностях свои домыслы и озарения о возможном значении моих воспоминаний.

Дон Хуан добродушно рассмеялся.

— Все это психологические преувеличения с твоей стороны. Ты принимаешь желаемое за действительное, — сказал он. — Ты, как обычно, ищешь объяснений с линейной причиной и следствием. Твои воспоминания становятся все более яркими, все более безумными для тебя, потому что, как я уже говорил, ты начал необратимый процесс. Всплывает твой истинный ум, просыпаясь от пожизненной летаргии.

— Бесконечность заявляет на тебя права, — продолжал он. — Какие бы средства она ни использовала, чтобы указать это тебе, у тебя не должно быть никаких других обоснований, никаких других причин, никаких других ценностей, кроме этой. Но ты должен приготовиться к нападениям бесконечности. Ты должен быть в состоянии постоянной собранности для удара огромной мощности. Это те здравомыслие и трезвость, с которыми маги встречают бесконечность.

Слова дона Хуана оставили у меня неприятный привкус во рту. Я действительно чувствовал приближающуюся ко мне атаку и боялся ее. Поскольку я всю жизнь прятался за какой-то чрезмерной активностью, я и теперь с головой погрузился в работу. Я читал лекции на занятиях, которые вели мои друзья в разных школах в Южной Калифорнии. Я много писал. Могу сказать без преувеличения, что я выкинул десятки рукописей в мусорное ведро, потому что они не соответствовали обязательным требованиям, которые дон Хуан описал мне как знак того, что что-то подходит для бесконечности.

Он сказал, что все мои действия должны быть актом магии. Актом, свободным от вторгающихся ожиданий, опасений неудачи, надежд на успех. Свободными от культа я. Все, что я делаю, должно было быть импровизацией; магическим делом, в котором я свободно открываюсь импульсам бесконечного.

Однажды вечером я сидел за письменным столом, готовясь к ежедневной работе над рукописями. На мгновение закружилась голова. Я подумал, что мне стало дурно, потому что я слишком быстро поднялся с коврика, на котором делал упражнения. Мое зрение затуманилось. Перед глазами поплыли желтые пятна. Я думал, что сейчас упаду в обморок. Приступ слабости становился все тяжелее. Передо мной было огромное красное пятно. Я начал глубоко дышать, пытаясь успокоить возбуждение, которое вызывало это зрительное искажение. Я стал необыкновенно спокоен, настолько, что заметил, что окружен непроницаемой темнотой. В уме проскочила мысль, что я потерял сознание. Но я мог ощущать свой стул, стол; я мог чувствовать все вокруг себя из окружающей меня темноты.

Дон Хуан говорил, что маги его линии считают одним из самых желанных результатов внутреннего безмолвия определенную игру энергии, которой всегда предшествует сильная эмоция. Он считал, что мои

вспоминания были способом предельно возбудить меня, чтобы я пережил эту игру. Такая игра проявляется в оттенках, которые проецируются на любые сцены в мире повседневной жизни, будь то гора, небо, стена или просто ладони. Он объяснил, что эта игра оттенков начинается с появления бледного сиреневого мазка на горизонте. Со временем этот сиреневый мазок начинает расширяться, пока не охватывает весь видимый горизонт, как надвигающиеся грозовые тучи.

Он заверил меня, что потом показывается красное пятно своеобразного ярко-гранатового цвета, как бы прорывающееся сквозь сиреневые облака. Он сказал, что по мере того, как маги становятся более дисциплинированными и опытными, гранатовое пятно расширяется и в конце концов взрывается в виде мыслей или видений или, в случае грамотного человека, в написанные слова; маги либо наблюдают видения, порожденные энергией, либо слышат мысли, произносимые как слова, либо читают написанные слова.

В этот вечер за моим столом я не видел никаких сиреневых мазков и никаких надвигающихся туч. Я был уверен, что у меня нет той дисциплины, которая требуется магам для такой игры энергии, но передо мной было огромное гранатово-красное пятно. Это огромное пятно без никаких вступлений взорвалось в виде разрозненных слов, которые я читал, как будто с листа бумаги, выдвигающегося из печатной машинки. Слова двигались передо мной с такой огромной скоростью, что было невозможно успеть хоть что-то понять. Затем я услышал голос, что-то описывающий мне. И опять же, скорость голоса не подходила для моих ушей. Слова были искажены, и было невозможно услышать хоть что-нибудь осмысленное.

Словно этого было недостаточно, я начал видеть живые сцены, похожие на сцены в снах после тяжелой еды. Они были гротескными, темными, зловещими. Я начал кружиться, и кружился, пока меня не затошнило. Все событие на этом закончилось. Я чувствовал воздействие того, что произошло со мной, в каждой мышце своего тела. Я был истощен. Это бурное вмешательство разозлило и расстроило меня.

Я поспешил в дом дона Хуана, чтобы рассказать ему об этом случае. Я чувствовал, что мне как никогда нужна помощь.

— Ни в магах, ни в магии нет ни капли мягкости, — заметил дон Хуан, выслушав мой рассказ. — Бесконечность впервые напала на тебя таким способом. Это была молниеносная атака. Это было полное овладение твоими способностями. Что касается скорости твоих видений, тебе самому нужно будет научиться ее регулировать. Для некоторых магов это задача на всю жизнь. Но с этого момента энергия будет казаться тебе проецируемой на движущийся экран.

— Понимаешь ли ты то, что проецируется, — продолжал он, — это другой вопрос. Чтобы давать точную интерпретацию, тебе нужен опыт. Мой совет тебе: не смущаться и начать сейчас. Читай энергию на стене! Всплывает твой настоящий ум, и он не имеет никакого отношения к уму, который является чужеродным устройством. Пусть твой настоящий ум регулирует скорость. Будь безмолвен и не беспокойся, что бы ни происходило.

— Но, дон Хуан, возможно ли все это? Действительно можно читать энергию, как будто это текст? — спросил я, ошеломленный этой идеей.

— Конечно, это возможно! — сказал он в ответ. — В твоем случае это не только возможно, это уже происходит с тобой.

— Но зачем читать энергию, как будто это текст? — настаивал я, но это был риторический вопрос.

— Это притворство с твоей стороны, — сказал он. — Если ты читаешь текст, ты можешь повторить его дословно. Но если бы ты попробовал быть не читателем бесконечности, а зрителем бесконечности, оказалось бы, что ты не можешь описать увиденное, и в итоге ты лепетал бы бессмыслицу, не умея передать словами то, что наблюдал. Точно так же, если бы ты попробовал услышать энергию. Это, конечно, твоя специфика. В любом случае, выбор делает бесконечность. Воин-путешественник просто молча соглашается с этим выбором.