Акты отчаяния
Шрифт:
Когда я прочитала письмо Фрейи, мой разум отказался воспринимать его в рамках моего проекта, и я не смогла в полной мере осознать его смысл. Мысль о том, что наш свежепостроенный мир перестанет существовать, была для меня буквально непостижима. Гнать ее от себя было просто, потому что, когда я могла физически находиться с Кираном, тревога отступала, а все потенциальные угрозы
На рассвете мы занялись сексом, и я начисто забыла о беспокойстве. Его длинные сильные пальцы, слегка сжимающие мое горло. Сладость его рта на моих губах. Я выгнула спину, попыталась вдохнуть его дыхание. Я подняла руку, придержала его за подбородок, чтобы он смотрел мне в глаза, когда двигается, и каждая секунда стала священной.
Если в юности для меня было важно ходить на вечеринки, словно с их помощью я могла добиться чего-то важного, чего не сумели тем же способом добиться другие люди, то теперь таким же важным стал секс с Кираном. Мне каждый раз казалось, что секс подталкивает нас к некоему выводу, который научит нас какой-то мудрости, если только мы к нему придем.
7
Следующие несколько недель между нами все было хорошо, лучше, чем раньше, словно мы дали выход какой-то скверне. Я вспоминала то письмо с брезгливой злостью, направленной исключительно против Фрейи, но никогда – против него.
Меня потрясла законченность мира, описанного в том письме, – особая интимность тона, с коим Фрейя обращалась к Кирану, подробности, которые я никогда бы не узнала, если бы его не прочитала.
Я пыталась вообразить свитер, который она сохранила, крыльцо, на котором они сидели, открывавшийся оттуда вид. Эти детали тревожили меня, как и всякое свидетельство того, что у всех вокруг есть своя отдельная жизнь и своя точка зрения.
Меня ужасала мысль, что у Фрейи есть устоявшееся представление о характере Кирана, сложившееся за много лет до моего, и в то же время мысль эта была эротична. Я впервые погуглила Фрейю, чтобы посмотреть, как она выглядит. Иногда по ночам, когда я не могла уснуть, воображение заставляло
Киран стал обращаться со мной мягче и нежнее: делал мне маленькие подарки, дарил цветы без повода, водил ужинать.
Все это казалось особенно значимым, потому что он был скуп. Он мало зарабатывал, но и я, и все мои знакомые тоже. Если у меня не было с собой мелочи на кофе, он мне его покупал, но всегда, всегда просил вернуть деньги. Мне было странно и неприятно.
Так было не только со мной. Я не раз видела, как он напоминал друзьям, что они задолжали ему выпивку, а те понятия не имели, о чем он. Когда они озадаченно поворачивались к нему, он в подробностях приводил каждый случай:
– Гарри, это было в пабе «Герцог» после предпоследней вечеринки Ирландского музея современного искусства, ты разве не помнишь? Тебе оставалась неделя до зарплаты, и я купил тебе пиво.
Все смеялись над его крохоборством и закатывали глаза, но я, его девушка, не видела в этом ничего смешного. Мне было очень стыдно. Я смутно боялась, что люди думают, будто его мелочность проявляется и в других сферах жизни, и сочувствуют мне.
Однажды, после открытия выставки на Тэлбот-стрит, мы всей компанией пошли поужинать в суши-бар, и Киран чуть не довел одну девушку до слез. Эта девушка стажировалась в галерее, только что переехала в Дублин из Кракова и явно была по уши влюблена в Кирана. Она была моложе меня, лет девятнадцати, – густая копна чистых блестящих волос, большие тревожные глаза – и весь вечер не сводила с него взгляда.
Такое случалось постоянно. Обычно меня это почти не беспокоило, потому что сам он никогда ничего не замечал. Мне было непривычно встречаться с настолько очевидно привлекательным мужчиной. На людях я то по-детски радовалась своей удаче, то начинала бояться, что на нашу нелепую пару смотрят с недоумением.
В конце ужина Киран расплачивался по счету и говорил всем, кто сколько должен. Стажерке не хватило нескольких евро.
– С тебя пятнадцать, – повторял он. – Столько ты потратила вместе с пивом.
Конец ознакомительного фрагмента.