Акула пера в СССР
Шрифт:
— Руки в гору! — сказал он. — Допрыгался, Янчик?
— Чорба, сукин ты сын! — Стельмах встал во весь рост с поднятыми руками. — Твои дела, а? Всё тебе мало? Никак не нажрешься?
Клацнул взводимый курок. Я отлепился, наконец, от дерева, и, моля Бога, чтобы не хрустнула никакая веточка, стал приближаться к браконьеру со спины.
— А я тебя зараз здесь положу, Янчик, и прикопаю. И красноперые твои не допомогут — далёко им бежать досюдова… Давай, умоляй меня о пощаде!
Ян Генрикович умолять не собирался. Он только смотрел на этого Чорбу с чистой ненавистью,
Мне ничего лучшего в голову не пришло: я размахнулся, свистнул, Чорба обернулся и — ДАЦ! Голова его мотнулась из стороны в сторону, ружье выстрелило дуплетом и отлетело в одну сторону, капялюш — в другую, а сам неудавшийся убийца грянулся наземь рядом с оленьей тушей, которая, как оказалось, лежала тут же, у ног Стельмаха.
Стельмах стоял со стеклянными глазами и ковырялся пальцем в правом ухе.
— Чуть не убил, — сказал он. — Пуля мне аж прическу поправила. Теперь полдня в голове звенеть будет.
* * *
Глава 5, в которой есть место гонзо-журналистике
Допрашивали нас по очереди. Как раз — в Крапивне, в участке. Стельмах со всеми сельскими участковыми района имел вась-вась, и поэтому стражи порядка склонны были верить ему, а не мутному Чорбе. Честно говоря, я сильно боялся, что убил горе-браконьера насмерть. Всё-таки организм Германа Викторовича Белозора был покрепче моего, да и кастетами я раньше никогда не пользовался, так что вломил будь здоров!
Ан нет — сидит, болезный, за перебинтованную морду держится. Местный фельдшер из ФАПа травму обработал, сказал, что скорее всего имеет место сотрясение мозга. Ну и кожу я ему рассадил будь здоров. А нечего в людей двустволкой тыкать! От кастета я предусмотрительно избавился — спрятал в машине. На вопрос чем бил — ответил, что какой-то железякой. Взял из "козлика" хреновину потяжелее — ей и двинул. Обыск в автомобиле БООРа никто делать не стал. Судя по лицам присутствующих милиционеров, и улыбке Стельмаха — для нас всё должно было окончиться неплохо, а для Чорбы — наоборот. Браконьерство — серьезное преступление!
— Ну что ж, товарищ Белозор! — подтянутый светловолосый капитан протянул мне паспорт и пожал руку, а потом процитировал по памяти: — Право на необходимую оборону является одной из важных гарантий реализации конституционных прав и обязанностей граждан по защите от общественно опасных посягательств интересов Советского государства и общества, социалистической собственности, общественного порядка, жизни, здоровья, чести и достоинства советских людей. И вы это право реализовали, выручили товарища Стельмаха. Как с вами связаться — мы знаем, не уезжайте никуда из района в ближайшую неделею… Можете быть свободны.
Я забрал документы и сказал Яну Генриковичу:
— Пройдусь по Крапивне, пообщаюсь с народом. Журналист я или не журналист?
Тот прищурился и
— Встретимся у сельпо через пару часов, потом в Гагали вернемся.
Хлопнула дверь участка, я вышел на крыльцо и потянулся. Неудобные у них тут стулья!
Гогоча, пробежала стая гусей, которую погонял прутиком какой-то пацаненок лет пяти — в трусах и кепке по самые уши. На небе собирались тучки, ласточки заполошно верещали и сновали туда-сюда в режиме бреющего полета. На крыльце сельского клуба кучковался местный истеблишмент: мальчишки лет двенадцати-четырнадцати совершенно безбашенной наружности. Уроки в школе уже кончились, а расходиться по домам им явно не хотелось — родители запрягут на хозяйстве. Мне это чувство было хорошо знакомо.
Я пересек песчаную улицу и, приблизившись к юным джентльменам, сказал:
— Кто-то хочет заработать рубль?
Пацаны зашушукались. Приехал, понимаешь, городской. Рубль предлагает! Мутное дело, сразу видно!
— А что надо? За самогон спрашивать будете? — уточнил один из них, конопатый и голубоглазый проходимец.
— А хоть бы и так… На Смычке у мужиков купить еще можно?
Джентльмены снова собрались в кучку и пошептались. На сей раз речь держал смуглый и поджарый товарищ в штанах с оттянутыми коленками:
— На Смычке нынче только проблем огрести можно, не совались бы вы туда, если не местный…
— А если местный? Положим, я предлагаю рубль, а вы мне к вечеру бутыль литра на два…
— Нет уж, — ответил смуглый. Он тут был явным лидером. — Ешьте сами с волосами, дядя. В сельпо сходите, там портвейн продается, за гроши. А в Смычок — это яким туебнем нужно быть, чтоб переть? Да и не было там горелки на продажу… Может, они себе что и гонят, но чтоб продавать? А если уж так первача захотелось — так это можно у Пырха спросить, у него вчора такой водар над хатой стоял, с ног шибало!
Ну да, молодое поколение уже говорило даже не на родной полесской трасянке, а практически чисто, по-русски, с вкраплениями местных словечек. Это и я умел.
— Давай, хлопцы, кто первый до Пырха — тому рубль грошей и пачку пячэння як падарунак. Я до крамы, и чтоб когда пришел — уже было ясно, кольки, дзе и за яки кошт, зразумела?
Они прониклись. Не то, чтобы Дубровицкий район был белорусскоязычным — в подавляющем большинстве своем писали и читали все по-русски, но до конца изжить из белоруса трасянку и вот эти все "тудой, сюдой, хлопцы, грошы, цётки и дзядзьки", и вечное выбухное "г" — это даже у великой и могучей Москвы не получалось.
" — Девушка, а вы москвичка? — Да-а-а, ма-а-асквичка, местная. — А на выходных что делаете? — Дахаты паеду, бульбу у бацькоу капаць!"
Так что хлопцы рванули как подстреленные. Желание купить самогона было отличной версией для обоснования разговора, мотивом для деревенских абсолютно логичным и понятным. Теперь джентльмены на вопрос "Какого чорта той туебень от вас хотел?" легко ответят — "Гарэлки купить!" А я своего добился: узнал, что в Смычке — лесном массиве в междуречье Березины и Днепра всё еще (или уже?) творятся мутные дела.