Акула пера в СССР
Шрифт:
В общем – Шкловский на полях, Белозор – на заводах, а бедная ответственная секретарь остается сражаться со всем этим серпентарием. Ну и Стариков. Старикову обычно прилетало больше всех, ведь становой хребет редакции – женщины с химзавивкой – осваивать фототехнику не желали и таскали его с собой нещадно, требуя невозможного. Они, наверное, еще и тексты бы его писать заставили за себя, если бы здесь Женёк не уперся рогом. А что – вполне в их духе. «Пока я пообщаюсь с учителями – вы детей поснимайте, может, еще и опросик сделаете, что вам стоит? Потом мне от руки набросаете пару строк, а я уже красиво всё оформлю».
«Нива» Исакова стояла у магазина «Юбилейный».
– …семь, шесть, пять… О! Белозор! Можешь, когда хочешь! – и он, ей-богу, газанул со шлейфом!
Визг покрышек стоял как в «Форсаже» у Доменика Торетто. А еще – транспортник! Технику, по идее, беречь должен! И вообще – я и не знал, что «Нива» так может. Владимир Александрович орудовал на водительском месте всеми руками и ногами, и скалился, и ругался:
– Пролюбить автоколонну! Это кем надо быть? ЗУБРом? Почему, как только человек приходит в ЗУБР и получает первую зарплату, тут же делается идиотом? Как можно было взять семь машин и отправить через лес без провожатого, рации и банальной карты? Я их сожру, просто сожру… Выделил бензовоз, трубовозы, автокран, два самосвала – пролюбили в лесу вместе с водителями! Как это понимать? И звонят – мол, товарищ Исаков, автоколонна потерялась! Не суки, а, товарищ Белозор? Мне зареченских не жалко, если человек идиот, его мало что исправит. Ты можешь вот всё, что я говорю, записывать и в статью свою вставлять, только матюги вырезай, ладно? Мне насрать уже. Это же невозможно работать! Автоколонну пролюбить!
ЗУБР – это Зареченское управление буровых работ. Самые нефтяницкие нефтяники. Деньги гребут лопатой, работают вахтами по двенадцать дней, как черти. Все эти огромные буровые вышки – это их епархия. Без них не было бы белорусской нефти. Впрочем, без УТТ тоже ее бы не было. Снобизм и шапкозакидательство буровиков вошло в фольклор местных нефтяников. Мол, относятся к остальным управлениям Дубровицкого НГДП как к прислуге. Ну, не знаю, по мне так парни как парни. Разные.
– И знаешь, что они мне сказали? – Исаков рвал и метал, обгоняя грузовики на трассе. – Что у них нет транспорта, чтобы найти мою колонну! А пешком они в лес не пойдут! От-ку-да у них возьмется транспорт, если они его про…вают целыми автоколоннами, а?
Он немного успокоился, открутил стекло и глубоко вдохнул. И вести стал ровнее, а то уже становилось действительно страшно. Сдохнуть в кювете из-за лихости молодого директора – удовольствие ниже среднего.
– Возьми там карту в бардачке. Глянь, как мы к Вышемиру выехать сможем. Там лесной массив от деревни Белый Колодец до самых Хойник. Будем искать! Не смотри ты так, не одни мы ищем. Я все легковушки поднял. Водилы у меня не идиоты, в отличие от ЗУБРов. Скорее всего, застряли, там места болотистые, до буровых площадок только-только просеки сделали, их даже на картах нет. Отправят двоих на трассу пешком – вот там нам их нужно и поймать. Кто первый поймал, везет в ближайшую деревню и звонит в управление. Оттуда сообщают мне.
Я удивленно поднял бровь – мобильников нынче не водилось.
– Вон, рация на заднем сиденье, – прочитал он мои мысли.
Действительно, что это я?
Глядя на карту, где были обозначены объекты
– Что ты в эту карту смотришь, как будто фигу увидел?
– Да вот наоборот, Владимир Александрович. Как будто кое-чего не увидел.
– И чего же? – Его смуглая жилистая рука лежала на руле, пальцы барабанили по декоративному плетению из заизолированных проволочек.
– Да тут не все месторождения, – пожал плечами я.
– То есть как это – не все? – удивился Исаков. – Эту карту я у Савицкого брал, точнее некуда! Где ты мог другую видеть?
На этот счет у меня была крутая версия. Просто божественная.
– Так в Москве, в архиве. Там калька была, на папиросной бумаге с немецкой карты. Не знаю, как она в личное дело одного из наших партизан попала. Спецотряд НКВД «Славный», слыхали? Остров Веремеевка, мемориал сейчас стоит…
– Да, что-то такое краем глаза читал, в «Маяке», кажется. Так что там с месторождениями?
– Ну так немцы геологоразведочные работы вели в Полесской низменности. Им нефть была нужна как воздух! Добычу организовать не успели – есть даже мнение, что Гомельско-Калинковическую операцию именно поэтому провели, юго-восток БССР освободили чуть не на год раньше Минска. Я думал, это вещи хорошо известные, и наши нефтяники немецкими наработками пользуются, потому как-то особого внимания не обратил на ту карту. Так, какие-то названия хуторов-деревень запомнил…
Исаков резко затормозил, я чуть не ляснулся башкой о панель, дико раскорячившись и ухватившись за дверную ручку.
– Та-а-ак, товарищ Белозор. Да ты полон сюрпризов! Просто человек-оркестр! Ты понимаешь, что это значит? Ты знаешь, что с нас требуют по четыре-пять миллионов тонн в год, а это на грани фантастики, и потому планы заваливаем безбожно! Финансирование к черту идет, и вообще – народ под Тюмень сотнями везут, тамошние ископаемые богатства осваивать, а у нас что? Пшик! А ты тут мне между делом говоришь о нескольких новых месторождениях?
– Получается, так.
– И можешь указать населенные пункты, у которых нужно вести геологоразведочные работы?
– Ага. Не только в нашем районе – еще Хойники, Брагин, Наровля, Светлогорск, – я водил пальцем по карте, вспоминая, где был с пресс-турами, про что рассказывали знакомые нефтяники в двадцать первом веке. – Десять-двенадцать я назвать могу прямо сейчас.
– Гера, после того, как мы найдем эту автоколонну и сожрем конченых ЗУБРов, я тебя расцелую!
– Не надо меня расцеловывать, – откликнулся я. – Мы лучше с вами возьмем вот эту карту, карандашик, бутылку вина, закуски…
– Мне нравится ход твоих мыслей, Гера! – белозубо улыбнулся Исаков.
Директор УТТ уже явно просчитывал свои перспективы на случай, если сможет раскрутить тему с новыми месторождениями. Он был у меня в кармане.
Глава 17, в которой отдых – это роскошь
Восемь часов работы, восемь часов отдыха, восемь часов сна – это не идиоты придумали. Это Роберт Оуэн в 1810 году сформулировал, а он был парень головастый. Нарушая эту пропорцию, в ту или иную сторону, человек рискует надорвать организм, или – психику, или – свое моральное состояние.