Аквамарин (часть 2): по моим правилам
Шрифт:
Вытесненным Марти и Эдди пришлось сесть в другую машину и, по настойчивым и жестким указаниям отца Лив, ехать следом и не спускать с дочери глаз, мало ли что может случиться в аду под названием «аэропорт Кеннеди».
Всю дорогу до аэропорта Лив ощущала взгляд Макса на себе, на своих волосах, стройной ножке и тонком запястье, чувствуя, как он внимательно и задумчиво, но не менее ласково оглядывает профиль ее лица, однако внутри ее сердца, кроме тягостного чувства вины и неясного, сложного ощущения того, что какому-то этапу в ее жизни наступает конец, все было спокойно. Три недели они общались на обыкновенные, деловые темы касательно бизнеса, она ловила его ласковые взгляды, горячую улыбку, но… Возникало чувство, что он далеко, будто какая-то дверь закрылась, будто что-то отключилось в их связи, которая существовала до того, как она объявила во второй раз о своем выборе… Он больше не переступал
Вот и сейчас, в машине, Аврора счастливо щебетала на тему того, как она соскучилась по родной Сицилии, все время впиваясь в ладонь Макса и всеми силами пытаясь переключить его глаза с Оливии на себя. Лив слышала едва сдерживаемый восторг в ее голосе… Еще бы! Она увозит Макса от той, которая вечно занимает его мысли одним своим появлением перед его горячим, брутальным взглядом!
Да и Джонни, мягко говоря, не был спокоен, по-видимому, тоже замечая взгляд Макса на своей женщине и с трудом заглушая в себе бешеную ревность, скрывая ее под маску веселости и теплого сияния, исходившего от него. Лив украдкой улыбалась, видя, как он, как бы невзначай, нежно берет ее за руку и гладит по коленке с самым, что ни на есть, хозяйским видом, как бросает на нее обжигающие, игривые взгляды и всячески старается продемонстрировать, что она принадлежит ему и больше никому, но девушка, зная его, как облупленного, чувствовала его напряжение, получая истинное удовольствие от его ревности.
Минута расставания наступила. Металлический женский голос из динамиков объявил посадку на рейс до Кальтаджироне, с трудом перекрывая шум огромного, наполненного сотнями и сотнями людей, зала регистрации, посередине которого и стояли Макс с Авророй и чемоданами, Джонни с Лив, державшиеся за руки, и, поодаль, Марти и Эдди, зорко обводя зал внимательными, настороженными глазами.
Услышав объявление, Лив и Макс одновременно посмотрели друг на друга. На секунду девушка утонула в его синих глазах, лишь на один миг забыв о пропасти в два года, что разделила их навсегда, забыв о том, что между ними все закончилось, и только мимолетно и трепетно погрузившись в свое старое чувство к нему, рожденное воспоминаниями, но неспособное больше ничего изменить. Один воздушный момент, его синие, сияющие болью и любовью глаза, и… Все вернулось. Вокруг – аэропорт, ее рука держит руку Джонни, а Макс снова улетает… Мгновение было задавлено тяжелым, как ядерная подстанция, сожалением, чувством вины и бешеным желанием исчезнуть, чтобы только не видеть того самого жадного, запоминающего ее образ, пристального и нежного выражения его глаз, чтобы не чувствовать, как ее сердце удушливо и больно сжалось в груди, заставляя защипать глаза и подпихивая к горлу тугой комок, мешающий нормально дышать. От грустного волнения и тягостного ощущения близкой потери чего-то важного в ее жизни, она закусила губу и ее пальцы задрожали, но Макс вдруг тепло улыбнулся и, не обращая внимания на недовольные взгляды Джонни и Авроры, протянул руку и мягко забрал маленькую, хрупкую Лив к себе, прижав горячо и нежно к своему бешено бьющемуся сердцу. Ощутив его энергетику, такую решительную, сильную, мужественную и горячую, словно открытый огонь, Лив невольно вдохнула запах его одеколона от толстовки и, под невыносимой тяжестью груза на сердце и печали, прижалась к нему сильнее, в последний раз, пытаясь запомнить это ощущение навсегда… Слезы не удержать, первые капли покатились по ее щекам, она прерывисто вздохнула.
Макс слегка наклонил к ней голову и тоже вздохнул, погладив ее по волосам и шепнув на ушко:
– Не грусти, белоснежка. У твоей сказки счастливый конец.
Лив
– Это все равно больно… Прости за то, что не сделала счастливой твою сказку.
Она услышала, как он грустно усмехнулся и почувствовала, как его руки чуть крепче сжали ее в объятьях.
– Значит, она, возможно, еще не окончена. Не плачь, Лив. Ты должна улыбаться, тебе так идет твоя улыбка.
Развязка близко, черта, разделяющая прошлое и настоящее, приближается с каждой секундой, заставляя ее душу скручиваться в болезненный узел… Сердце рвалось и рвалось все сильнее, но нужно сохранить целостность, она должна быть сильной ради Джонни, ради его спокойствия, ради него и ради себя… Лив тяжело вздохнула, и, собрав волю в кулак, перестала плакать, чуть приподняв к Максу свое мокрое, порозовевшее лицо и тихо проговорив:
– Мы еще увидимся?
Его синие глаза встретились с ее аквамариновыми, блеснула боль, но он надежно запер ее под видимость собственного самоконтроля и выдержки… Она увидела его улыбку…
– Обязательно, белоснежка. Благодаря твоему отцу, который выполнил свою часть сделки, я теперь могу свободно летать в Нью-Йорк, когда пожелаю. Меня больше не будут преследовать. Ну, а поскольку у меня здесь много дел, то, думаю, ничто не помешает…
– Спасибо за предупреждение, Максик, только пожалуйста, сообщай о своих визитах заранее, - весело проговорил Джонни, настойчиво выскребая свою жену из его объятий и, поймав ее за руку, крепко сжал ее в своей ладони, глядя на Макса жестким, холодным взглядом, никак не сочетавшимся с милой улыбкой и веселым голосом, - чтобы я успел найти бункер и посадить туда мою Оливку со всеми необходимыми запасами еды и питья на все время твоего пребывания в Штатах. И кстати, совсем забыл, - тут же добавил он более серьезно, - спасибо, что помог разобраться со всеми проблемами… Жаль, что грандиозной заварушки с пальбой и горкой трупов не получилось, Эрнесто вовремя соскользнул с крючка, зато мы даже в плену побывать успели, хоть какое-то разнообразие серых мафиозных будней…
Они оба рассмеялись и пожали друг другу руки. Не как друзья. Не как враги. Просто из вежливости, сжав ладони чуть ли не до хруста, и не забыв даже в таком обычном, прощальном жесте показать друг другу, как они оба невероятно круты.
Лив посмотрела на Аврору, но в этот момент вдруг ощутила, как дрожь отчего-то захватывает ее тело, и волна то ли жара, то ли холода прошлась под ее кожей с ног до головы, утаскивая в темнеющую пучину слабости…
Она покачнулась, и сильные руки Джонни легко подхватили ее, впрочем, от слабости уже не осталось и следа: Лив глубоко вздохнула и заметила, как грозящая уплыть, дрейфующая перед глазами картинка вернулась на свое место, вызвав из темноты встревоженные глаза Джонни и Макса и недоуменные – Авроры.
– Оливка! Оливка, ты чего? Ты в порядке?? – взволнованно спросил Джонни, проницательно заглядывая в ее глаза, и Лив, недоуменно прислушиваясь к себе, слегка сжала его плечо и вздохнула, проведя рукой по лбу, чувствуя, как горят ее щеки.
– Лив, Лив, ты как?!? – с другой стороны встревоженный вопрос Макса, и Лив ухмыльнулась, спокойно проговорив:
– Да нормально все, чего это вы??? Уж и оступиться нельзя, я же, между прочим, на каблуках! И вообще, почему здесь так душно?
– поворчала в конце Лив, оглядываясь, но в эту минуту Аврора привлекла внимание всех троих на себя:
– Не хочу отвлекать вас от ощупывания вашей королевы, ребята, но, Макс, - у нас самолет через пятнадцать минут улетит, и я очень бы хотела находиться не в этом дурацком зале, рядом с зазнобой ваших сердец, а на его прохладном и комфортном борту, потому что блондинка права – тут чертовски душно!
Макс нахмурился и кивнул, подобрав чемоданы и бросая последний долгий, запоминающий ее, светящийся жадной болью и сильнейшей печалью взгляд на Лив. Та с трудом проглотила слезы, снова, как по заказу, пытающиеся опустить все мышцы ее лица вниз, искривить рот и, сделав квадратную челюсть, заставить ее заплакать по-ребячески в голос, проговорив:
– Ну, пока, Макс… И спасибо… за все. За то, что прилетел, помог моему отцу, и… - нет, нет, ну не могла она преодолеть тяжесть в груди (линия, черта, не важно что, быстро и устрашающе приблизилась к ним вплотную, пугая девушку все больше), не могла говорить прощальные речи, тем более тому, кто будет страдать от разрыва с ней еще неизвестное количество времени после отлета…
– Я помогал не твоему отцу, Оливия, а тебе. Неужели ты этого не знала?!? – с улыбкой и некоторой горечью произнес Макс, и от окончательного прорыва слезной соленой плотины девушку спас только веселый голос Джонни, решивший поторопить парочку на посадку: