Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное)
Шрифт:
– Это не все, – отвечает, – это я только практику преподал, а теперь теорию слушай.
Принес он лист бумаги. Написал цены на нем: 1 кг – 17 копеек, 2 кг – 34 копейки, и так до десяти. Но с килограммами у меня проблем не было, с граммами проблема. Вот и их он отдельным столбиком пишет: 50, 100, 150…
– Копейка на доли не делится, поэтому за пятьдесят грамм можно ничего не взять, а можно взять целую копейку. И так правильно, и так. За сто грамм можешь взять одну копейку, а можешь две копейки взять. С хорошего человека всегда бери минимум,
Быстро он мне цены пишет: 750 грамм – минимум 12 копеек, максимум – 13.
– Как же вы, дядя Миша, так быстро считаете?
– А я не считаю, я просто цены знаю.
– Черт побери, – говорю, – цены же меняются!
– Ну и что, – говорит, – если завтра тебе по восемнадцать копеек прикажут продавать, значит, например, за пять килограммов девятьсот двадцать граммов можно взять минимум рубль и шесть копеек, а максимум – рубль и семь копеек. Граммы тоже округлять нужно для хорошего человека в сторону минимума, а для нормального – в сторону максимума. Хорошему человеку хороший арбуз давай. Нормальному человеку – нормальный.
Как хороший арбуз от нормального отличить, я знаю. У хорошего арбуза хвостик засушен, а на боку желтая лысинка. А вот как хороших людей от обычных отличить? Если спрошу, ведь он смеяться будет. Вздохнул я, но ведь и мне когда-то ума набираться надо, – и спросил его.
От этого вопроса он аж присел. Долго вздыхал он, головой качал, глупости моей дивился.
– Заприметь хозяек из окрестных домов, тех, которые у тебя каждый день покупают. Вот им и давай лучшие арбузы да по минимальной цене. Их немного, но они о тебе славу разносят, рекламу тебе делают, мол, честный, точный, и арбузы сладкие. Они тебе очередь формируют. Раз две-три возле тебя стоят, значит, десять других вслед им пристроятся. Но это уже покупатели одноразовые. Им-то и давай обычные арбузы похуже, а бери максимум с них. Понял?
Картон с ценами он над моей головой приладил. Со стороны не видно, но стоит мне голову вверх задрать, вроде цену вычисляя, – все цены передо мной.
Так и пошла торговля. Быстро да с доходом. Хороши арбузы! Ах, хороши! Подходи, налетай! Через день окрестные домохозяйки меня узнавать стали. Улыбаются. Я им арбузы по минимальной цене – и улыбаюсь. Всем остальным – по максимальной, тоже улыбаюсь.
С одного покупателя – доли копеечки. С другого тоже. Вдруг понял я, что деньги к деньгам липнут. Не обманывал я людей, просто доли копейки в свою пользу округлял, но появились в моем левом кармане трешки мятые, рубли рваные, иногда и пятерки.
Подсчитаю доход – все лишние деньги у меня. Сдам колхозу выручку, а в моем собственном кармане все прибывает. Появилась в кармане хрустящая десятка. Пошел я к дяде Мише, протягиваю.
– Спасибо, дядя Миша, – говорю, – научил, как жить.
– Дурак, – говорит дядя Миша, – вон милиционер стоит. Ему дай. А у меня и своих хватает.
– Зачем же милиционеру? – дивлюсь я.
– Просто так. Подойди и дай. От тебя не убудет. А милиционеру приятно.
– Я
– Дай, говорю, – дядя Миша сердится, – да когда давать будешь, не болтай. Просто сунь в карман и отойди.
Пошел я к милиционеру. Суровый стоит. Рубаха на нем серая, шея потная, глаза оловянные. Подошел к нему прямо вплотную. Аж страшно. А он и не шевелится. В нагрудный карманчик ему ту десятку, трубочкой свернутую, сунул. А он и не заметил. Стоит, как статуя, глазом не моргнет. Не шелохнется. Пропали, думаю, мои денежки. Он и не почувствовал, как я ему сунул.
На следующее утро тот милиционер снова на посту.
– Здравствуй, Витя, – говорит.
Удивляюсь я. Откуда б ему имя мое знать?
– Здравствуйте, гражданин начальник, – отвечаю.
А каждый вечер машина из колхоза приезжала. Отвалят мужики две-три тонны арбузов на новый день, а я за прошедший день отчет держу: было ровно две тонны, продал 1816 кг, остальные не проданы – битые и мятые, их 184 кг. Вот выручка – 308 рублей 72 копейки.
Взвесят мужики брак, в бумагу запишут, и домой поехали. А я битые арбузы корзиной через весь базар на свалку таскаю. За этим занятием меня дядя Миша застукал. Охает, кряхтит, моей тупости дивится. Отчего, говорит, ты тяжелую грязную работу делаешь, да еще и без всякой для себя прибыли?
– Какая от них польза? – удивляюсь я, – Кто же их, гнилые да битые, купит?
Опять он сокрушается, глаза к небу закатывает. Продавать, говорит, их не надо. Но и таскать их на свалку тоже не надо. Оставь их, сохрани. Придет завтра контроль, а ты их и покажи второй раз, да вместе с теми, что завтра битыми окажутся. Продашь ты завтра, допустим, 1800 кг, а говори, что только 1650. А еще через день снова продашь 1800, но показывай все битые арбузы, что за три дня скопились, и говори, что удалось продать только 1500 килограммов.
Так и пошло.
– Не увлекайся, – учит дядя Миша, – жадность фраера губит.
Это я и сам понимаю. Не увлекаюсь. Если 150 кг в день у меня битых, я только 300 кг показываю, но не больше. А ведь мог бы и полтонны показать. На этих битых арбузах в день я по 25 рублей в свой левый карман клал. В колхозе я и за месяц столько не зарабатывал. Да от долей тех копеечных в карманах оседало. Да еще несколько секретов дядя Миша шепнул.
В последний вечер захватил я шесть бутылок коньяка, надел новые туфли лакированные, пошел к дяде Мише.
– Дурак, – говорит дядя Миша. – Ты, – говорит, – эти бутылки своему председателю отдай, чтоб он и на следующее лето твою кандидатуру на собрании выдвинул.
– Нет, – отвечаю, – у тебя, может, и своих много, но возьми и мои тоже. Возьми их от меня на память. Если не нравятся – разбей об стенку. Но я тебе их принес и обратно не заберу.
Взял он их.
– Я, – говорю, – две недели торговал. А вы сколько?
– Мне, – отвечает, – семьдесят три сейчас, а пошел я в коммерцию с шести лет. При государе Николае Александровиче.