Аквитанская львица
Шрифт:
Встречное посольство поспешило выйти из города, и 24 июля 1137 года в нескольких лье от Бордо север и юг с радостью простерли друг другу руки.
Юный принц по настоянию Сугерия предстал перед аквитанцами в расшитом золотом кафтане, при длинном мече, в золотой короне наследника престола.
День переправы на плотах, и принц в окружении армии въехал в Бордо. Колокола кафедрального собора Святого Андрея и девяти бордоских церквей звонко и радостно встречали жениха их прекрасной и юной принцессы…
…Еще издалека они жадно ловили друг друга взглядом. Людовик страшно волновался: мирская жизнь только вносила смуту и неуверенность
Он первым увидел ее — в седле скакуна, укрытого парчовой попоной, среди многочисленной аквитанской свиты, одетой не в пример северянам ярко и пышно; увидел ее — тонкую, хрупкую, белокожую, в пунцовом платье, с причудливой прической на голове, сверкающей золотыми нитями и яркими лентами, с легкой вуалью на волосах…
Конечно, он не только пел псалмы в любимом аббатстве Сен-Дени, не только размышлял о Господе и мечтал служить Ему. Он был молодым человеком во плоти и крови и время от времени его посещали видения, которых он боялся и которые так жадно манили за собой. Юный Людовик понял все разом. В этих видениях он видел ее — прекрасную, нежную, чувственную; с блестящими синими глазами и лукавой улыбкой, с гордо поднятой головой и осанкой богини из античных сказок.
А когда взгляды их пересеклись, он вспыхнул и опустил глаза. Людовик не видел, как загорелись щеки у девушки, — она оказалась взволнована не меньше. Сидя бочком в женском седле белоснежного скакуна, среди сотен придворных, герцогиня приближалась к нему — судьба, загадка, возможно, его счастье…
У ворот собора Святого Андрея две свиты, принца и герцогини, сошлись вплотную. И два юных существа, оказавшись лицом к лицу, поклонились друг другу.
— Я рада нашей встрече, принц, — опуская глаза, почтительно проговорила Алиенора. — И да ниспошлет Господь вам счастье и удачу.
— И я бесконечно рад нашей встрече, герцогиня, — проговорил он. Голос, полный трепета, выдал его. — Вы прекрасны…
— Охотно верю вам, ваше высочество, — неожиданно смело улыбнулась она. — Мне об этом говорят так часто! — Гордо подняв голову, она огляделась по сторонам: придворные на коленях просили ее быть скромнее с наследником французского престола. — Разве нет, мои добрые вассалы?
Людовик смутился еще сильнее, хотя взглядом пожирал лицо девушки, ее шею, плечи, стиснутые ярко-красной парчой, пока небольшую, но высокую грудь. Видение, да и только! Юная герцогиня взволновала всех аристократов, прибывших с ним.
Первый разговор будущих супругов оказался коротким: за женихом и невестой следили, отмечали каждое движение, каждый взгляд. Их развели очень скоро — будет еще время наговориться! Вся жизнь впереди!
Еще с утра кафедральный собор Святого Андрея обступила многотысячная толпа, она же запрудила улицы. Потом приехала многочисленная стража, растолкала горожан, разбив их на два лагеря и создав крепкое оцепление. По этой дорожке и проехала к воротам собора свадебная процессия, где жениха и невесту торжественно окружали первые аристократы Франции и Аквитании, а за ними ехали рыцари, оруженосцы и пажи.
Людовик был горд за невесту, и румянец не сходил с его худощавых щек. Потом они вошли в храм, где
Два юных создания в тишине торжественно замершего собора поклялись любить друг друга вечно — и тотчас их, на радость подданным, обвенчали. А когда под колокольный звон они вышли из ворот собора под яркое южное солнце, наступая в цветы, народ заревел тысячами голосов — отныне север и юг Франции становились единым королевством, чья мощь обещала быть незыблемой, а будущее — воистину державным.
Прямиком из собора молодых проводили в пиршественную залу дворца Омбриер, усадили во главу стола. Сотни аристократов расселись следом соответственно древности рода и приближенности к венценосцам.
Щедрый пир ожидал гостей. И все глотали слюни, с жадностью разглядывая жареных оленей и кабанов, каплунов и фазанов, форель, сыры, вина, соусы, хлеба, фрукты и сладости.
Вошли сотни слуг, держа миски с водой, с полотенцами через плечо, аристократы омыли руки и нетерпеливо устремили взгляды на великого сенешаля Аквитании — главного распорядителя любого торжества. На крутах и тамбуринах заиграли менестрели, спрятавшиеся на галереях, и сенешаль дал добро поднять первый тост за молодых.
Долгожданный пир начался…
…Молчаливому Людовику кусок в горло не лез — присутствие рядом юной женщины, неожиданно ставшей его женой, бесконечно смущало принца, заставляло сердце его трепетно сжиматься. Голова кружилась. Людовик только и думал: «Отныне она — моя жена. Отныне она — моя…»
— Почему вы не едите, мой любезный господин? — спрашивала его Алиенора. — Вы не голодны?
От слов «мой любезный господин» его бросало в жар, затем в холод и вновь в жар.
— Это все долгая дорога, моя любезная госпожа, — отвечал Людовик. — Она всех нас измотала порядком…
Алиенора ловила его взгляд и обворожительно улыбалась:
— Судя по вашим рыцарям, этого не скажешь. Вон как они уплетают блюдо за блюдом. Съешьте хотя бы цыпленка, вон того!
Она щелкала пальцами, на которых переливались дорогие перстни, и через несколько мгновений паж укладывал на край тарелки принца еще и запеченного цыпленка — поверх оленины и ножки каплуна.
— Благодарю вас, — отвечал Людовик заботливой супруге.
— И не пренебрегайте нашими соусами — они лучшие во Франции. Все специи нам доставляют из Испании и Марселя. Уверена, в Париже такого вы не пробовали! — Все это она говорила, высоко подняв голову и глядя на пирующих, лишь мельком бросая взгляды на безжизненные руки и профиль стеснительного супруга. — А еще лучше начните с красного вина с медом и корицей. Оно разбудит ваш аппетит и сделает вас решительнее!
Молодые люди еще не успели привыкнуть к лицам друг друга, и потому при первой возможности каждый старался посмотреть на своего суженого. Нечаянно ловя взгляд девушки, Людовик вспыхивал до корней волос, рдел, как мак, и быстро опускал глаза.
«Да он уже влюблен, — с улыбкой размышляла Алиенора. — Будущий король без ума от меня…»
Она вздыхала и тоже опускала ресницы. Смотрел на принца и Сугерий, но с тревогой. Он словно уже ощущал скорую опасность, грозившую его воспитаннику. Опасность, которую представляла для него эта совсем еще юная девочка…