Алая нить
Шрифт:
Окончив смену ведущего хирурга клинической больницы Инсбрука, Катарина выходит на крыльцо здания. Она щурится на солнце, смотрит на разно-цветные уличные флажки и смеется: город пестрит цветами футбольного чемпионата, и если бы женщина не сняла со своего шелкового красного платья белый халат, то вполне смогла бы сойти за героиню фильма своей подруги. Скоро они увидятся. Она не спеша направляется к своему
– Катарина! – слышит она робкий оклик.
– Антонио?
– Здравствуй. Ты… Ты классно выглядишь.
– Спасибо.
Женщина молчит. Она долго мечтала об этой встрече, представляла себе этот момент. Он наступил – а сказать нечего.
– Знаешь, – прерывает затянувшуюся паузу муж, – Элиза уехала.
– Сочувствую.
– Нет, ты не поняла. Это просто командировка в дельфинарий Торонто.
– Как интересно. Ты пришел, чтобы сообщить мне о профессиональных успехах Элизы?
– Да. То есть нет, конечно. Я просто хотел сказать, что, несмотря на то что она собирается возвращаться, я не уверен, что хочу этого. Я все думаю, стоит ли нам с ней продолжать отношения, и все такое. Ну, ты понимаешь…
– Пока не очень.
– Наверное, мне стоит объяснить тебе, если ты не торопишься…
– Я тороплюсь.
– Тогда, может быть, завтра?
Сегодня Катарина встречается с Лолой, завтра ужинает с Патриком, послезавтра у нее ночная смена, а днем они с Фредом собирались клеить модель какого-то сверхскоростного истребителя. Ну а в пятницу – в пятницу начальник службы спасения туристов в Ишгле уговорил ее взять отгул и везет их с детьми на все выходные в Вену – поглазеть на достопримечательности, объесться пирожными и познакомиться с его дочерью. В общем, ни минуты свободной.
Катарина смотрит на мужа долгим внимательным взглядом. «Забыть ли старую любовь и не грустить о ней?» – размышляет она знакомыми стихотворными строками. Наконец женщина принимает решение и медленно, словно боясь передумать и не позволить себе освободиться от старого панциря, сковывающего движения, говорит то, что уже давно хотела сказать:
– Знаешь, Антонио, как-нибудь в другой раз.
– В другой раз, Мика, – строго говорит Соня, – ты уже на пяти аттракционах прокатился. Нам пора домой. На машинках в другой
– Ну пожалуйста, Соня!
– Нет.
– А там есть машинки?
– Где?
– В Заль… в Зась…
– В Зальцбурге? Конечно, есть. И машинки, и луна-парк, и карусели, и зоосад, и все, что захочешь. А еще там есть снежные горы. На море ты уже насмотрелся.
– И детский сад?
– Да, милый. Пока мама читает лекции, придется ходить в детский сад. Мама только что получила степень и не может не ходить на работу.
– А Оля?
– Бабушка? Бабушка будет приезжать.
– А потом?
– А потом у мамы будет отпуск – и мы сами полетим к Оле в гости или еще куда-нибудь.
– Куда?
– Я не знаю. – Соня копошится в сумке, где-то были влажные салфетки. – Давай я вытру тебе ручки. Смотри, какие грязные.
Она никак не может отыскать нужную пачку, выуживает то бумажные носовые платки, то коробочку теней для век, то измятый белый конверт. Тот самый, последний, вынутый из почтового ящика перед поездкой, не распечатанный и похороненный памятью в недрах вместительного саквояжа. «Надо не забыть выкинуть», – обещает себе Соня и собирается избавиться от неприятного письма, запихнув его для начала обратно в дебри сумки. Но от долгого лежания конверт расклеился, и от взмаха руки лежащие в нем фотографии веером рассыпаются по асфальту.
– Кто это? – тычет грязным пальчиком Мика в лица незнакомых людей.
Соня раскрывает письмо, читает первые строки: «Наконец-то я нашел…», поднимает снимки, изумленно пожимает плечами. Ей в глаза смотрит, улыбаясь, темноволосый, лысоватый, пожилой мужчина, обнимающий похожих на него девушку и юношу.
– Какая-то ошибка, – говорит она сыну, переворачивая конверт.
Четкие буквы, сплетенные в адрес, мгновенно превращаются в пляшущую вязь.
– Какая ошибка? – требует ответа ребенок. – Соня, почему ты плачешь?! Мама! Мамочка!
– Теперь я знаю, куда мы поедем, сынок.
Соня прижимает к себе ребенка и неотрывно смотрит, как соленые капли размывают строки, которые она помнит наизусть:
6 Rehov Ben Ehuda,
52434 Ashdod,
ISRAEL
Ziryanskiy M.V.