Алая сова Инсолье 2
Шрифт:
Глава 32
Алла
Первым делом я убедилась, что Инсолье сильно занят — что-то втирает Паоло в палатке. Своим самым сварливым тоном. Это значит, что драгоценный муж занят надолго. Процесс взаимного перевоспитания вообще занимает этих двоих так плотно, что со стороны любо-дорого послушать.
Но сегодня я откажусь от этого удовольствия в пользу другого. Потому что сети уже с полчаса трепыхаются на границе восприятия и оттуда так и тянет то злостью, то вообще
— Хрюша, постой на стреме, пожалуйста, — попросила я. А потом подумала и посадила на холку кадавра нашу безымянную кошку. Хотя, собственно, имя у нее есть — Кошка. Прямо так, с большой буквы. Потому что она все равно единственная в своем роде.
— Хру! — убедительно пообещал кабан.
— Мя, — подтвердила кошка. Она так редко издавала звуки, что каждый был на вес золота. И сразу верилось, что животинка лично устроит лучшую магическую сигнализацию в этом мире.
— Так, а теперь работает спецназ, — прошептала я, тихо-тихо, на цыпочках покинула полянку с палаткой, засела в удобных кустах и стала вить паутину. Самую настоящую, едва видимую тонкую паутинку из магических нитей. Всем своим естеством я желала, чтобы они получились крепкие и очень-очень липкие.
Прежние сети задержали интересную птичку. Но я хотела его полностью обездвижить. А еще немножко переварить. Если не саму гадину, так хотя бы ту силу, которой она так неосмотрительно разбрасывается в попытках освободиться.
— Ну здравствуй, Филипп.
— Кры-ы-ы,— недовольно сказала птица басом, открывая огромный по сравнению со своим тельцем клюв. Выглядела она странновато — сейчас я не жалела внутреннего мультика, чтобы общупать ее в подробностях. Нескладное несуразное тело в серо-пестром оперении, огромные, безумные желтые глаза и слишком большой клюв, словно приклеенный к недоразумению по ошибке.
— Как невежливо. Выражайся, пожалуйста, как приличный паладин, особенно в присутствии дамы. И твоей бывшей невесты.
Птица скосила на меня один глаз. В самом прямом смысле — всего один. Отчего стала выглядеть еще более придурковато. А потом резко сдулась и вытянула клюв вверх, принимая вид ветки.
— Лучше бы в филина вселился. В этом облике ты выглядишь редкостным идиотом.
— Хыр, — выдал… козодой! Точно, именно так называлось это птичье недоразумение, вылезшее будто из самой преисподни. Ну, или из сумасшедшего дома.
— С Инсолье ты вполне общался словами, так что хватит придуриваться.
«Сама идиотка! Отпусти уже!» — взвыло вдруг у меня в голове.
— Ах вот оно что. — Я тихо засмеялась и стиснула липкую паутину потуже. — А ты вкус-с-сный, оказывается. Может, переварить тебя целиком?
«Ты! Ты кто?!»
Ага, испугался, гаденыш.
«Демон? Странно, не чувствую в тебе энергии призыва».
— Сам такой. Я приличная
«Ты развратнее шлюхи, деточка. Я рядом с вами все время ваших путешествий, так что успел насмотреться на твою "приличность" сполна».
— Любишь подглядывать? Какой плохой мальчик. Мой муж, имею право делать с ним все, что захочу. А вот ты свой шанс упустил. Многие шансы.
«С одной стороны, я безумно счастлив, что в свое время не женился на тебе. С другой, наверное, это было бы весело. Но теперь точно не судьба, не люблю довольствоваться объедками с чужого стола».
— Нет, не было бы. — Я пожала плечами. — Твоя сова была невинной девочкой, которую ты убил. А я на тебя в жизни бы не запала, ты слишком скучный и предсказуемый.
«Я вырастил, я и убил, — прозвучало со скрытой уязвленностью. — Без меня эта девочка не выучила бы ни одного мало-мальски пригодного заклинания. Я уж молчу о назначении святой. Так и сдохла бы в своей деревне, после того как ее мать сожгли как ведьму».
— Все это, конечно, интересно. — Четко уловив смену его настроения, я снова улыбнулась. Задело его упоминание одного аспекта — я посмела назвать мальчика скучным и предсказуемым. Вот это его взбесило. Пора дожимать. — Но несущественно. Лучше скажи: сразу тебя убить или сначала помучить? Ты мне надоел.
«Убить? Меня?»
— Хыр-р-р-хыр-хыр. — Смех птицы был настолько неприятен, будто бы доносился из самой бездны. Все-таки голосок у козодоев тот еще.
Я рассмеялась вместе с ним. Да, конечно, убить его я бы сейчас не смогла. Вовсе не из-за того, что моральные качества помешают. Просто силенок может не хватить. В смысле — здесь ведь тело птицы и сознание Филиппа. А его настоящее туловище очень далеко.
«Ну, задушишь бедную одержимую пташку, мне-то что», — подтвердил мои опасения наш главный враг.
— Зачем же птичку обижать? Ей и так, бедной, не повезло — такое дерьмо в голову пролезло и гадит. Я ей искренне сочувствую… но ничем помочь не могу. Придется бедной потерпеть тебя подольше. А ты полетай и подумай над своим поведением. Через три дня скажешь, что решил — стоит ли со мной враждовать, или лучше договариваться.
И перевязала канал, который, наконец, нащупала, изящным бантиком из самой своей крепкой нити. Сознание Филиппа оказалось заперто в птичьем теле, пока этот узел не ослабнет. Или пока я сама его не развяжу.
Теперь можно и сеть убрать.
— Ты достаточно изобретательна. — Как только я, уставшая, развеяла путы, птица заговорила на обычном человеческом. Вполне знакомым мне голосом. Только сдавленным от натуги и злости.
— А как же. Наслаждайся, птенчик.
Повернулась и пошла обратно к палатке. То, что мне в спину проорали, я даже не стала мысленно переводить на русский матерный.
— Имран, где ты была? — Через пару минут навстречу мне выломился Инсолье, сразу осматривая меня на наличие травм.