Алая сова Инсолье 2
Шрифт:
— Угу, — вздохнул я и все же стянул с себя рубашку, даже не развязывая ворот.
— М-м-м! — восхитилась Элле, подтянулась на слабых еще руках и ткнулась носом прямо мне в живот. Шумно вздохнула и дунула в пупок.
Вот теперь и я ошалел. Во-первых, потому, что это вообще ни на что уже не похоже. Еще укусить осталось, чтобы… Ай! Зря подумал…
А во-вторых, я нормальный здоровый мужик! И с памятью у меня тоже все хорошо! Я помню, что она может вытворить вот этими самыми губами, когда вот так ими скользит по животу все ниже, ниже…
Да ша-а-атт! Ну не при Паоло же! Паладина
— Так, родная. — Я собрал в кучу ту жидкую субстанцию, в которую превратились мои мозги от первого же прикосновения ее язычка к животу, и подскочил, поднимая девушку на руки. — Всему свое время. Паоло! Ну чего сидишь?! Мы навечно в этой дыре должны застрять?! Ее вообще нужно показать лекарю!
— С ней все хорошо, я уже проверил. Подозреваю, что это реакция тела на обилие новых непривычных ощущений. Ну и вообще, при том магическом фоне, что еще гуляет по телу, неудивительно, что она… слегка… но это скоро пройдет само.
— И все равно надо показать другому лекарю! И еще третьему, для верности. Хрюша! Мать твою рогатую! Выплюнь слизня и иди сюда! Так, дорогая, постой вот тут секундочку… или лучше посиди.
— Если уж придираться, — поскольку рот усаженной на камушек жены оказался ничем не занят (А-а-а-а! Воображение, заткнись!), она принялась радостно болтать, — то его мать — это я. И у меня нет рогов… нету же? — И она хищно потянулась к моему лицу, чтобы заглянуть в глаза. — Вот, проверь!
Элле взяла мою руку и положила ее себе на макушку. И пока я снова приходил в себя, успела еще раз обнять, зажимая меня в объятия так, что затрещали ребра.
— Это все-е-е мне…
— Ладно, — сжалился надо мной брат, глядя, как я на слабеющих коленках пытаюсь отползти от самого большого соблазна за всю мою жизнь. И правда ведь уже подумал — да и хрен бы с ним, со зрителем, отойдет за поворот, если застесняется…
Так вот, Паоло быстро подошел, одним движением накинул на Элле широкий плащ с меховой подкладкой, отодрал девушку от меня (пока он это проделывал, я думал, что у нее не две руки, а все восемь, как у морского гада, которого мне как-то предлагали половить на юге), завернул хныкающую сестрицу поплотнее и на руках унес к Хрюше. Усадил ему на спину, заставил взяться за рога. Деловито вернулся и скептически оглядел меня самого:
— Тоже понести? Посажу на ослика. И выбираемся отсюда поскорее.
— Да, ты прав. Наших запасов еды и воды слишком мало, чтобы оставаться даже на лишние пару часов, — встряхнулся я, приводя мысли в рабочее состояние. Покосился на жену. Душераздирающе вздохнул. И решил:
— Ладно, давай осла. У меня ноги не идут. Прокачусь на нем немного, приду в себя.
— Угу, — кивнул Паоло и пошел за живностью. Осел все еще был привязан к кабану, во избежание избежания скотины неизвестно куда по многочисленным пещерным тоннелям.
— А братик у меня тоже вау! — услышал я голос Элле и тут же подскочил, сразу забыв о «не ходящих» ногах. — Эти плечи! Ох, а штаны как обтягивают…
— Имран, веди себя прилично, — строго шикнул на нее паладин и надвинул на голову девушки капюшон. Потом вздохнул
— Клюв подберите, — вдруг попросила отгороженная от соблазна капюшоном Элле. У нее даже голос более трезво прозвучал.
— В смысле? — встрепенулся Паоло.
— Клюв от козодоя, — вздохнула девушка и махнула меховой полой в сторону озера. — Остальное растворилось. А клюв остался. Филиппу наверняка понравится такой сувенир. Надо же его как-то отблагодарить.
Глава 48
Алла
Клюв, торчавший на мелководье, оказался не клювом, а целым черепом. Птичьим. Но ужасно необычным. И хотя Паоло с Инсолье дружно плевались и ругались, я все равно заботливо вытерла трофей подолом платья, завернула в носовой платок и спрятала в карман. Где еще я найду такой занятный сувенир? У него даже череп будто в очках — в глазницах дополнительные костяные круги…
Впрочем, сувениры быстро отошли на второй план, когда я все же протрезвела. А случилось это довольно скоро, когда мы выбрались на поверхность. Хотя, казалось бы, к озеру мы пробирались едва ли не неделю, как смогли проделать весь обратный путь меньше чем за сутки с небольшим? Или я проспала на спине Хрюши дольше, чем мне сказал Инсолье?
Кстати, именно Хрюша был первым, кого я уже осознанно рассмотрела своими глазами, без странной розовой пелены с наложенным на все эффектом магических нитей. Привыкший организм непроизвольно включал магическое зрение. Потому в первые секунды после пробуждения я даже испугалась, заметив привычную картину. Неужели наши старания были зря?
Но нет, просто не открыла веки. Отвыкла за время слепоты. Вроде бы рефлекторное действие, а у меня этот рефлекс атрофировался. Пришлось его сознательно пробуждать.
И вот тут меня поджидали новые открытия.
Начнем с того, что шерсть Хрюши оказалась не черной, не коричневой и даже не рыжей. Это просто в моей голове были такие нити, вот они и мешались в его шерстинках, обозначая некий усредненно-бурый оттенок с перепадами от более светлых к более темным тонам.
В новом зрении кабан оказался серо-стальной в черных пятнах с ядовито-зелеными каемками. Такого же цвета были кончики рогов и копыт. Ну… я помню, что мы его как-то под корову красили. Вернее, Инсолье красил. Значит, тут вот такие коровы?!
После этого к своим спутникам я тоже присмотрелась получше. Освещение в пещере, на мое счастье, было сильно приглушенным, иначе новые глаза просто вывалились бы из глазниц — такое у меня складывалось впечатление при любой попытке посмотреть на что-то хоть чуть более ярко освещенное, чем с помощью тусклого светлячка под самым сводом.
Кстати, теперь этот комочек света был не синий, а вполне себе привычно желтый. Оказывается, Паоло мог менять оттенок этих малышей. Синими он их делал для меня, так как, по мнению магов, это был самый «темный» цвет. Этакий ночник.