Алая сова Инсолье
Шрифт:
Интересно, неужели за месяц можно так приспособиться к слепоте? Хотя да… жить захочешь — и не такому научишься. Эта вон послушно отпустила одеяло, в которое куталась после ликвидации красного тряпья, накинула на тощие плечи мою рубашку (она ей оказалась до колен), села на кровати и безошибочно потянулась за ложкой. Ну, я ведь специально положил ее на поднос рядом с тарелкой, звонко стукнув о столешницу.
А все зачем? Затем, чтобы некая святая осознала мою искреннюю заботу. И продолжала чувствовать себя обязанной. Не пыталась снова сбежать. В общем, причин много.
Просто
Глава 13
Алла
Наверное, нехорошо обманывать людей. Например, своего спасителя. Он ведь уверен, что я слепая.
Ну да, у меня нет глаз, и мои методы познания мира довольно своеобразны. Но я уже не слепая — во всяком случае, не совсем. А он корчит такие смешные рожи. То есть это в моем 3D-восприятии они такими выглядят.
И оттого мне не столько стыдно, сколько… забавно, наверное.
Потому что слова этого человека говорят одно, а движения, дыхание, прикосновения — совсем другое.
Он бухтел и ругался, но при этом в любой подходящий момент хватал меня и то кутал, то кормил, то ощупывал, словно не верил собственным глазам и пытался, как я, кончиками пальцев, найти рану. Или убедиться, что ее нет.
Это было очень непривычно. При всей своей тактильности я никогда не вступала в такой близкий контакт с людьми. Если только, конечно, это было не про секс и попытки поиграть в семью.
Жаль, что прежде я всегда воспринимала такие игры всерьез до того момента, как мной наиграются. Впрочем, сейчас не время вспоминать.
Я послушно взяла ложку и едва не подавилась. Суп больше всего был похож на ядреный армянский хаш, только кроме чеснока туда от души добавили перца. Не то чтобы я была против специй, но здесь немного… м-м-м… перебор.
— Считай это своим целебным отваром. Достать в этом захолустье хорошее мясо и специи — та еще задачка, — как бы невзначай сказал мужчина, отворачиваясь от меня. А это он что, улыбается уголками губ? То есть это месть за лекарства, которыми я его поила?
Ну… ладно, будем считать, что и в этом мы квиты. А суп очень вкусный, надо только привыкнуть к тому, что острый. Интересно, у этого тела желудок с непривычки не отвалится?
— Хлебушка можно? Или травы какой.
— Есть стрелки чеснока, хочешь? — ехидно отозвался спаситель. Мы с ним взаимно так и не представились. Надо, наверное, исправиться? Или нет?
— Хочу. — Вообще-то, стрелки чеснока не острые. — И хлеба, пожалуйста. Есть?
Нет, он все же забавный. Так клево шевелит бровями, когда о чем-то думает. В моем видении две зеленые черты над глазами ерзают вверх-вниз, как две
— Найдется. — Наемник стянул какую-то тряпку с подноса, явив миру округлый корж. Сначала я это услышала — шелест ткани о шершавую корочку. Потом почуяла теплый ржаной запах. Затем паутинки нарисовали мне мультик.
Мой спаситель еще раз задумчиво пошевелил своими гусеницами-бровями, вынул из-под рубахи большой кинжал и, подкинув железку в воздух, резко хлестнул рукой в разные стороны. Буханка распалась на десяток тонких и идеально ровных кусочков.
Да, мы с Хрюшей не ошиблись насчет его профессии.
Когда я закончила с трапезой, он молча забрал миску, остатки хлеба и прочее со стола, аккуратно смахнул в горсть крошки и одним броском закинул их в рот. Интересный жест — этот человек не привык разбрасываться едой, никакой и никогда. Вон как хозяйственно прибирает хлеб в тряпицу, а потом в какой-то мешок.
— Теперь снова ложись и спи. — В подтверждение своих слов он бесцеремонно подхватил меня на руки, ничуть не смущаясь, что из одежды на мне только нижние тонкие штаны до колен, которые тут вместо трусов, и его же рубашка. Отнес на кровать и уложил. Даже одеялом укрыл до самого носа. Как ребенка или как… хм… сложное впечатление. Как что-то свое. — Когда проснешься, прачки твое тряпье уже выстирают, а я, скорее всего, уже добью местную тварь.
— А ты еще не добил? — Я по-настоящему удивилась. И перестала ему «выкать», потому что он сам окончательно перешел на «ты».
— Выследил и расставил ловушки. Думаю, эта пакость уже сидит в одной из них и орет там самым страшным ором. — В голосе мужчины слышалась злая усмешка. — Пусть местные оценят. Как налюбуются и поймут, что ловушка без моего вмешательства выпустит упыря посреди городской площади уже к вечеру, займусь. То есть для начала поторгуюсь, а потом займусь. И не смей мне рассказывать про бескорыстную помощь страждущим! За одно только твое избиение и попытку предать огню они уже по гроб жизни должны. А может, и после гроба еще отрабатывать будут, — последние слова он почти прорычал. Отчего-то рассердился, причем на меня. Хотя я и не думала высказывать ему ничего подобного.
Движения у него тоже стали сердитые — рывком натянул на меня одеяло почти до повязки на глазах, рывком поправил подушку. Еще посопел злобно, стоя над кроватью.
И ушел, очень аккуратно прикрыв за собой дверь, то ли заперев ее, то ли проведя еще какие-то манипуляции. Поперек двери легли две тонкие нити — одна белая, а другая темно-фиолетовая. В целом, если постараться, под первую я смогу поднырнуть, а вторую перешагну.
Я подождала, пока его шаги стихнут на скрипучей деревянной лестнице, откинула одеяло и села. Мне очень нужно было проведать Хрюшу и убедиться, что с ним точно все в порядке. Жаль, конечно, что забрать его в комнату мне никто не позволит, но я же могу и сама спуститься в хлев. Надо только одеться… Старое платье спаситель унес с собой. Зато оставил свою сумку с вещами около постели. Это же не будет слишком бессовестно — залезть туда и взять длинную, ниже колен, куртку?