Албазинская крепость
Шрифт:
Утром, до солнца, Мартачи, тайно взяв черный лук и берестяную люльку сына, бежала из чума к бурливой речке Уручи. Плакала, молилась... Оглядевшись вокруг, положила в люльку лук, насторожила стрелу, к ней прикрепила шнурком свою нательную иконку и пустила вниз по течению реки Уручи. Уруча впадала в Амур неподалеку от Албазина.
Рать Чапчагира двинулась в поход берегами реки Уручи. Албазинская крепость тонула в плотном тумане. Дозорный казак дрожал на шатровой башне, клял непроглядную ночь. Сдвинув шапку с уха, вслушивался. А вокруг тишина, мертвенная глушь. Изредка хлестнет волна о
Крепость оживала рано. Васька-коновод погнал лошадей на водопой: на берегу реки Уручи нашел диковинную вещицу; принес он Сабурову весть о находке. На тихом плесе, где впадает Уруча в Амур, прибило к камышам затейливый кораблик - берестяную люльку с иконкой православной веры и луком.
Берестяную люльку бросили на берег, остальное взяли. Сабуров путался в догадках. Степанида, оглядев иконку, заплакала:
– Ярофеюшка, то иконка Марфы Яшкиной!..
Не поверил Ярофей, крикнул попа Гаврилу. Оглядев иконку, поп Гаврила сказал с досадой:
– Мною сие дано было Марфе Яшкиной, беспутной бабе!..
– К чему же примета?
– полюбопытствовал Ярофей.
Поп Гаврила ответил степенно:
– Иконка посрамлена иноверцами и подослана, чтоб веру нашу христианскую под корень рушить.
Ярофей разглядел стрелу и лук. Догадки и помыслы его были иные.
– Знак праведный... Не иначе походом идут тунгусы рекой Уручой.
И собрал Ярофей казацкую рать в скорый поход. Окружным путем обошел Уручу-реку, ударил по Чапчагировой рати с обходной стороны. Не ожидал этого эвенкийский князь.
Рать Чапчагира отбивалась храбро.
Ярофей с кучкой смельчаков выбился на холм. С холма увидел отважного эвенкийского воина. Присев на колено, он ловко метал стрелы. Ярофей бросился к воину, но тот укрылся за каменистый уступ и пустил стрелу. Она скользнула у самого плеча Ярофея. Ярофей заметил, что на воине дорогая одежда, косичка раздувается по ветру из-под высокой собольей шапки. Три казака напали на воина, норовили порубить его саблями. Ярофей кричал: "Разите, казаки! Справа!.. Сбоку!.." Но ловкий воин, подобно горному козлу, ловко прыгал через валежины, камни, укрывался за деревьями и быстро бежал к горе.
Ярофей выбежал на пригорок, к эвенкийскому воину сбегались эвенки, слышны были их крики:
– Чапчагир! Чапчагир!
Ярофей вздрогнул, зверем ринулся вперед, увлек за собой казаков. Желтые травы никли, ветки хлестали, рвали лицо, сучки цеплялись за одежду. Ярофей жадно дышал, бежал без устали.
Эвенки боя не приняли, казаки неотступно гнались за ними. Чапчагир уходил последним. Ярофей с несколькими казаками оттеснил Чапчагира к долине, у рыжего болота догнал. Чапчагир и его воины отбивались, сразили двух казаков. Ярофей и казаки упали в траву, вскинули самопалы. Чапчагир мелькнул серой тенью, скрылся, вновь мелькнула его меховая парка. Ярофей и казаки враз выстрелили. Черный дым взлетел и растаял, клочья его дрожали на вершинах деревьев.
Ярофей с горящим, гордым лицом вскочил и побежал, чтоб взглянуть на сраженного врага. На обгорелом сучке висела продырявленная выстрелом меховая парка. Ни Ярофей, ни казаки не разглядели ловкой хитрости Чапчагира,
Ярофей стоял мрачный. Казак подхватил парку на пику, взмахнул и бросил ее в ржавые воды болота.
Чапчагирова рать в том бою пала наполовину; остальные, бросив оленей, луки, пики, многие пожитки, разбежались по лесам, оставив Чапчагира и его жен.
Чапчагир бежал в даурские земли, хоронясь от казаков в лесных убежищах. Перешел вброд кипучую речку Уручу, круто повернул на восток. А преданные ему воины из родичей наделали по тайге ложные следы и метки, тем сумели сманить казаков и иную сторону и отвести от князя погоню.
У Гусиного озера Чапчагир раскинул стойбище. Посчитал, сколько пало в бою его людей. Опечалился, из чума не выходил...
Он взял свой лук, долго смотрел на него: колчан пуст, жесткая тетива, скрученная из жил старого лося, ослабла. Князь лук бросил, подумал: "Тетива ослабла - рухнула и сила эвенков".
К ночи в стойбище прибежал княжеский доглядчик Лампай. Он вошел в чум князя и поставил к его ногам берестяную люльку:
– Возле крепости русских найдена...
Чапчагир в гневе махнул рукой, Лампай поспешно вышел из чума. Чапчагир схватил люльку и долго разглядывал ее у костра. Понял он, что бесславная гибель его воинов и разгром - от измены. Чапчагир бросил люльку в пламя костра, хлопнул пологом и поспешно зашагал к чуму Мартачи.
В чуме Мартачи тихо, полумрак. Сторожевая собака дремлет, уткнув морду в шкуры. Маленький Шиктауль, прильнув к груди, спит на коленях Мартачи. Собака заслышала шаги, вскочила. Мартачи оглянулась. Собака бросилась к выходу, узнав хозяина, завиляла хвостом и забилась на прежнее место. Вошел Чапчагир, ногой поправил сучья в очаге, огонь замигал светлыми всплесками, осветил чум. Чапчагир спросил:
– Отчего сын мой Шиктауль не спит в берестяной люльке?
Мартачи крепко сжала Шиктауля, вздрагивая, склонилась к нему. Чапчагир выхватил из-за пояса нож. И тогда Мартачи подняла голову, вскинула ресницы и синими горящими глазами уставилась в разъяренные глаза Чапчагира.
Чапчагир попятился. Мартачи распустила кожаные завязки на груди и гордо крикнула:
– Ну, князь, бей!.. Бей в сердце!..
Темный сосок выскочил изо рта Шиктауля, он зачмокал губами, заплакал. Лицо Чапчагира потемнело, узкие брови поднялись, по привычке он теребил ус. Возле чума слышался топот, цоканье оленьих рогов, свист и крики:
– Хой! Хой!
– Халь! Халь!
Люди стойбища Чапчагира торопливо снимали чумы, собирали оленей и собак. Чапчагир выпрямился; казалось, и костер, и Мартачи с сыном, и даже чум уплывали, терялись в дымном тумане. Чапчагир схватил нож за конец лезвия и с размаху бросил через костер. Нож вонзился в грудь Мартачи. По белой лесцовой парке темным шнуром поползла струйка, она плыла по оленьим шкурам к ногам князя.
Князь вскинул полог чума, вышел. Густое молочное небо свалилось с высоты на землю, придавило высокие горы, придушило тайгу. Князь огляделся, сорвал с пояса череп рыси, бросил на землю, прижал ногами, шептал: "Худое растоптал! Худое растоптал!"