Альбинос (сборник)
Шрифт:
Всего несколько человек сидели за столами. В углу под стойкой кто-то спал на составленных табуретах, накрывшись покрывалом в черно-белую клетку.
– Барыги всякие дела решают, – презрительно бросил Чак. – Щас делишки обстряпают и свалят ночью из Херсон-Града. Война войной, а денежки счет любят.
– Почему отсюда все не уедут, если понятно, что гетманы сильнее? – спросил я.
– Ну, надежда отбиться все же есть. И потом, простому люду куда деваться? Вокруг же равнины да поселки небольшие. Мутафаги, бандиты. До ближайшего поселения ты доберешься, только ежели машиной хорошей владеешь…
Когда мы заняли стол, девочка слезла с бочонка и подошла к нам, по-взрослому сложив руки на груди. На поясе ее в маленьких ножнах висел кинжал, на другом боку – граната, ребристый корпус с блестящей трубкой запала в кожаном кармашке.
– Ну, чё будете? – спросила она, поправляя берет. У девочки было розовощекое лицо с тонким, едва заметным шрамом на треугольном подбородке и маленькие оттопыренные уши.
– У меня денег нет, – предупредил я.
– Вот как! – ребенок повернулся к Чаку. – И у тебя? А чего же вы приперлись, бродяги?
Карлик, быстро вытянув руку, щелкнул ее по лбу, и девочка отскочила. Берет слетел, косички с вплетенными в них разноцветными нитями рассыпались по плечам. Она почесала макушку, тряхнула головой, отчего косички задергались, как колосья пшеницы на сильном ветру, и снова нахлобучила берет на голову.
– Ты, значит, крутой у нас? – презрительно спросила она у Чака.
– Водку тащи, малая, – велел он. – И закуску. Мясо, хлеб, грибов. Побыстрее.
– Да ежели денёг у вас нету…
– Есть у меня деньги.
– Да-а? Ну ты сам смотри, малой. Если обманете, то Матфей вас… – Она мотнула головой в сторону стойки. – У него дубинка знаешь какая большая? Примерно как ты весь целиком и даже побольше.
– Неси быстро, сказал.
Девочка зашагала было к стойке, но сразу вернулась обратно.
– А мясо какое подать, бродяги?
– А какое есть? – спросил я.
– Ну, значит, – она принялась загибать пальцы, – крысиные котлеты, мутафажья отбивная, шашлычки из пустырных курочек и еще эта… кабанятина.
– Свинина, что ли?
– Не! – она помотала головой. – Матфей кабанчика вчера прибил, не свинку.
– Тащи кабанятину, – решил Чак.
Она побежала к стойке, но на полпути остановилась, быстро оглянувшись на меня, пошла дальше медленно, с достоинством топая босыми пятками по грязному полу и преувеличенно сильно, будто взрослая, виляя бедрами.
– Когда Бурчун починит «Каботажник»? – спросил я.
Чак повесил ремень обреза на спинку, отодвинул стул подальше и положил ноги на край стола, для чего ему пришлось задрать их чуть ли не выше головы. Стянул с нее шерстяную шапочку, бросил на стол.
– К утру. Всю ночь работать будет, я ему семь гривней за это… Да и мне тут торчать долго нельзя, надо идти помогать. Так что? Вот мы в «Крылатой могиле» твоей.
– Не знаю. – Ослабив шнурок, я немного сдвинул назад капюшон. – Не понимаю, почему Мира…
– Вот вам, жрите на здоровье. – Неслышно подошедшая девочка брякнула на стол две миски, одну с кусками холодной кабанятины, вторую с хлебом и грибами – маслянистыми, какого-то подозрительного сизоватого оттенка. Рядом она поставила бутылку и пару кружек. Наклонившись к столу, зашептала:
– И пейте тоже, тока быстро, мы сегодня рано закрываемся. Гетманы на нас войной идут, а они кушать приперлись, дурни!
Выпрямившись, девочка покосилась на торговцев и добавила уже громко:
– А тебе, малой, вот, подуха под задницу подложить, а то ты ж еще меньше меня.
На колени Чака полетела облезлая подушка. Он только хмыкнул в ответ. Юная разносчица исподтишка глянула на меня и зашагала назад к стойке, что было сил виляя бедрами.
Сняв ноги со стола и подложив под себя подушку, карлик схватил из миски кусок мяса побольше. Вилок нам не принесли, но это не помешало мне последовать его примеру. Капюшон мешал, я еще ослабил шнурок и почти целиком сбросил брезент с головы. Некоторое время мы усиленно жевали, потом Чак потянулся к бутылке, и тут со стороны стойки донеслось звонкое:
– Ты куда? Стой! Не лезь к ним, не лезь к бродягам, говорю! Дэу, назад!
Раздался звук шагов – довольно необычный звук. Он напоминал шум, с которым работает старый, давно не знавший смазки поршень.
Чак приподнялся на стуле, оглядываясь, я посмотрел над его головой.
– Киборг, – сказал карлик. – Расплющь меня платформа, киборг!
Одетый в серую телогрейку и ватные штаны, обрюзгший краснолицый мужик шагал к нам. Покрывало в черно-белую клетку он скрутил жгутом и обвязал вокруг поясницы. На голове его была шапка-ушанка, правая штанина обрезана немного ниже колена. Под нею скрипел, щелкал, лязгал и дребезжал механизм, состоящий из кривых штанг, шестерен, покатого наколенника, пружин и поршня. Сбоку в захвате из проволоки висела пузатая масленка.
– Да не простой киборг – пьяный, – продолжал Чак. – Чего только в Херсон-Граде не увидишь.
Киборга покачивало. В правой руке он держал большой железный чайник с вмятиной на боку и, часто прикладываясь к сплюснутому на конце носику, очень целенаправленно шкандыбал в нашу сторону. Следом семенила разносчица, дергала его за телогрейку и повторяла:
– Дэу, хватит! Тебя Матфей выгонит, ты что, не понимаешь? И Орест за тебя уже не заступится. Дэу, железка ты электронная, не приставай к ним!
Не обращая на нее внимания, киборг приблизился к столу.
– Ты! – просипел он испитым голосом и ткнул чайником в мою сторону. – Что ты себе думаешь, мутант? Дэу ждет тебя здесь седьмую декаду!
От него разило, как от самогонного аппарата. Хлопнув ладонью по тусклому покатому наколеннику, киборг объявил:
– В ногах правды нет, особливо в такой, как у Дэу. Инка, тащи стул.
– Сам себе тащи стул, дурень ржавый! – выкрикнула она. – Дед сказал следить за тобой, чтоб неприятностей никаких, а ты… У-у! – погрозив киборгу кулаком, девочка вернулась к стойке, что-то бормоча.