Альбинос (сборник)
Шрифт:
– Давай, воевода!
– За сына!
– Отец!
Этот голос отличался от остальных – потому что был женский.
Сабля устремилась вниз, а я сведенными вместе кулаками ударил воеводу в живот и сразу отклонился. Старик пошатнулся, и кончик опустившейся сабли резанул меня по груди, но совсем слабо. На миг под рубахой проступило едва заметное зеленоватое свечение.
– Отец, это не он! Это не Марк Сид!
Я упал на спину. Лонгин шагнул ко мне, поднимая саблю.
От большой палатки двое гетманов в светлых шароварах и шапочках несли носилки с Ладой Приор. Босая, одетая только в длинную мужскую рубаху, она полулежала, приподнявшись на локте, с тростью в руках. Грудь Лады поверх рубахи была стянута бинтами.
– Отец,
– Ты бредишь, – прорычал Лонгин. – Никому не подходить, я зарублю его сам.
– Но это не Марк!
Лада села, свесив ноги, потом встала. Один из лекарей, бросив носилки, поддержал ее, но девушка оттолкнула его и заспешила к нам, сильно хромая и опираясь на палку.
– Говорю тебе, это другой человек!
Я уперся полусогнутыми ногами в землю и приподнялся. Не слушая дочь, воевода шагнул ко мне.
– Отец, прекрати! Что ты делаешь, ты… упрямый старый дурак!!
Оказавшись сбоку от Лонгина, она ударила его тростью по плечу. Еще раз – по затылку. На лице воеводы мелькнула досада, он широким круговым ударом перерубил палку. Лада качнулась, ноги заплелись, она упала на землю и вскрикнула от боли. На белых бинтах проступила кровь. Лонгин повернулся ко мне, и тогда я прыгнул, оттолкнувшись руками и ногами, врезал головой ему в живот и сбил с ног.
Вокруг заорали, кто-то бросился к нам. Усевшись на Лонгине, я с размаху ударил ладонью по морщинистой щеке, другой рукой сжал его шею и яростно закричал ему в лицо:
– Слушай, идиот! Я не Марк Сид, я его брат! Ты что, не знаешь, что у Марка есть брат?! Я Алви Сид, и я пришел сюда, чтобы спасти твоих людей!
– С чего мне верить тебе?
Я устало откинулся на лавке, стоящей под железной стеной в кузове вездехода. Снаружи раздавались голоса гетманов, шаги и звон мисок, со стороны ворот иногда доносились выстрелы.
– Слушай еще раз, воевода, в третий повторять не буду. Я Алви Сид, старший из двух близнецов.
Ты же помнишь ту историю, ее рассказывали по всему Крыму! Я мутант, у меня два сердца. Мать, когда об этом стало известно по вине Марка, вместе со мной сбежала в родное племя. Мы жили у кочевников, мой дядя, вождь, сделал меня главным следопытом. Я водил по Донной пустыне небольшой отряд. В один из походов мы нашли древнюю машину в расщелине под склоном Крыма. Я думал, это дирижабль, хотя теперь не уверен. Но это военная машина, на ее борту есть оружие. В Херсон-Граде оставался мой старый учитель Орест, и я решил, что он сумеет разобраться с этим. Со своим отрядом я пошел в город, кочевники остались ждать снаружи, я проник в Херсон-Град и нашел Ореста. Тот сказал, что мне поможет Дэу, старый киборг, но он как раз ушел со старьевщиками и должен вернуться через несколько декад. В это время Марк был уже у вас в ущелье и плел свои интриги. Орест рассказал мне о его планах. Ждать Дэу в Херсон-Граде было опасно, а еще мне не хотелось, чтобы Марк стравил гетманов, уничтожил вас вашими собственными руками и захватил весь Крым. Я пошел в Инкерманское ущелье, выследил там Марка и столкнул в гейзер. Его обожгло, но брат не погиб. Я вернулся в Херсон-Град, Марк отправился за мной, о чем я не знал. В городе он рассказал обо всем Мире, нашей сводной сестре. Они бросились на поиски. Их соглядатаи нашли меня, когда я разговаривал с вернувшимся в город Дэу. Разговор подслушали, меня схватили. К тому времени уже было ясно, что в ущелье у Марка получилось не все, что он задумал, и скоро вооруженные отряды гетманов выступят на Херсон-Град. Единственным спасением могла стать найденная мною машина. Ты слышал о Болеславе, воевода? Наверняка слышал. Он пытал меня, чтобы я сказал, где лежит машина. Из-за пыток я потерял память, потом Орест помог мне сбежать, дал мотоцикл. На нем я поехал назад в ту сторону, откуда пришел в Херсон-Град. Я проехал мимо
Я открыл глаза.
Лада полулежала на лавке у стены напротив, подложив под спину подушки и накрывшись покрывалом. Лонгин сидел на высоком табурете, широко расставив ноги и уперев кулаки в колени, хмуро слушал. Длинное помещение разделяли несколько перегородок, из-за ближайшей доносилось шипение помех и монотонный голос радиста. Двое старшин, Гордей и Ефим – тот самый, который возглавлял отряд гетманов, преследовавших нас в Инкерманском ущелье, – подпирали стену у двери. Помимо лавок и табурета здесь был еще широкий стол, где стоял кувшин со стаканами и лежала карта, да оружейный стеллаж с несколькими берданками.
Лонгин не пошевелился, когда я замолчал, – сидел в той же позе, вперив в меня тяжелый взгляд. Я продолжал:
– И вот теперь я хочу спросить, воевода: ты уверен, что вы почти взяли Херсон-Град? Еще несколько дней – и ему конец? Ну так знай: в это время Мира со своими людьми едет к машине. Если они запустят ее или хотя бы смогут снять с борта оружие и ударить по вашему ущелью – конец придет Инкерману, а не Херсон-Граду. А теперь думай, что делать дальше. Но думай очень быстро, времени у тебя нет.
Из отсека, где расположился воевода, Ефим с двумя охранниками провел меня во второй, задняя часть которого была отгорожена решеткой. За этой решеткой на железном полу я и просидел некоторое время, вслушиваясь в происходящее снаружи. Голос, смех, ругань, лязг оружия, шелест палаток и звук шагов… Военный лагерь жил своей жизнью. Выстрелы у ворот усилились, в ту сторону кто-то побежал, потом, гудя двигателями, проехали две машины. Донесся взрыв, протяжные крики, после этого опять стало тише.
Не выдержав, я вскочил и стал мерить шагами камеру, сжимая и разжимая кулаки. Лонгин кажется человеком, способным быстро принимать решения, но он не доверяет мне и наверняка колеблется – а вдруг все это очередная интрига хитроумного херсонского управителя? И пока он размышляет, что к чему, караван Миры приближается к склону.
Остановившись у стены, я постучал по ней кулаком. Гусеничный вездеход – машина медленная, но ведь прошло уже много времени – где теперь караван Миры? Близко от склона, очень близко.
Сунув руку в карман, я достал гармошку, которую на «Каботажнике» успел очистить от ржавчины, присел на корточки под стеной и стал наигрывать.
Дверь в перегородке за решеткой открылась. Опираясь на палку, вошла Лада в сопровождении Ефима. Сунув гармошку в карман, я встал перед решеткой. Она попросила:
– Ефим, отойди.
Он не шелохнулся, и девушка повысила голос:
– Пожалуйста, отойди и стань в дверях.
– Херсонец опасен, – ровным голосом произнес старшина. Лицо его оставалось бесстрастным.
– Отойди!
Он достал пистолет и показал мне, с громким щелчком взвел спусковой крючок. Я пожал плечами. Ефим попятился, не спуская с меня глаз, и замер в проеме.
Поставив трость у стены, Лада тяжело прислонилась к решетке, взялась за прутья.
– Тебе нельзя ходить с такой раной, – сказал я.
– Сейчас не об этом надо говорить, Марк… то есть Алви. Эта машина и правда опасна?
Я пожал плечами.
– Из моего описания Орест и Дэу заключили, что оружие, которое я там видел, может убить всех на горе. Или почти всех.