Альбион
Шрифт:
Там, куда женщина указывала пальцем, пыль исчезла и Аня заметила маленький диск, словно сделанный из красной смолы.
— А теперь, — сказала пришелица, — я думаю, тебе интересно узнать, кто я?
Аня молча кивнула, а потом на всякий случай ещё раз глянула на улицу, прежде чем рассмотреть женщину получше.
— Ну вот, Аня, тебе, конечно, не стоило бы говорить это, но я скажу, если будешь вести себя хорошо. Не в буквальном смысле. Хорошо — в смысле плохо. Потому что ты будешь очень плохой всю свою жизнь. Ты будешь такой
Женщина сидела теперь посреди чердака, скрестив ноги и повернув голову так, чтобы свет из окна лучше освещал её лицо. Её руки, если не подчёркивали жестами слова, покоились на острых коленях.
— Не говори так громко! — крикнула Аня.
— Я же просила тебя не беспокоиться, — сказала женщина с улыбкой. Её зубы были ненормально белыми и ровными. Аня привыкла видеть у взрослых гнилые и жёлтые зубы. — Ничто из того, что мы скажем друг другу, не будет слышно за пределами чердака. Я… Я сделала так. Я же сказала тебе.
Она пожала плечами, как бы отбрасывая этот вопрос.
— Спеть тебе песню? — спросила она с нетерпением.
— Кто ты? — спросила Аня, обретя наконец дар речи.
— Элисс, конечно. Разве ты не догадалась? Я сделала так, чтобы большинство людей знали обо мне, не встретив меня ни разу: это экономит время.
Аня не могла вспомнить, чтобы слышала это имя когда-нибудь раньше, и всё же оно не казалось незнакомым. Может, она слышала его от матери, когда она рассказывала о Лайане и остальных, укладывая её на период сна под старые ветхие одеяла бабушки Майны. Затем она вспомнила: был привал и…
— Ты певица, — догадалась девочка.
Аня села на пол, подражая позе Элисс.
— Да, певица — время от времени. Возможно, самая лучшая, если я того захочу. Ах, — она беспокойно щёлкнула пальцами, — забудь это «возможно». Конечно же, я лучшая. Если тебе очень повезёт, я спою песню. Вообще-то, я собираюсь тебе спеть в любом случае.
Элисс опустила руку в один из карманов своей рубахи и вынула арфу, которую тут же стала настраивать с помощью ключа, неожиданно появившегося в другой руке. Арфа была почти такой же величины, как сама Элисс, но только через несколько периодов бодрствования Аня задумалась о необычности всего происшедшего.
— Эллоны… — начала девочка.
— Я же сказала, не беспокойся о них. Ох, дети — есть дети. Если это тебя успокоит…
Элисс встала с пола, подошла к окну и подозвала Аню.
На ветру развевался эллонский флаг: собака на нём словно собиралась ускользнуть от наказания. Важные солдаты передавали друг другу по цепочке корзины с зерном из амбара, высыпали в телегу, а пустые корзины возвращали обратно. Один из коней обильно мочился на дорогу. Аня с интересом отметила, что женщина, поваленная на землю, больше интересовалась конём и его дымящейся мочой, чем солдатом, лежащим на ней.
Элисс шевельнула пальцами, и вся картина замерла.
—
— О чём ты хочешь поговорить? — небрежно спросила Аня. Ей не хотелось признавать, что она очарована совершенным чудом. Её матери никогда не удавалось такое, и даже Рин наверняка не смогла бы сделать этого.
— О твоём будущем, конечно, — сказала Элисс. Её лицо вдруг задрожало: она задумалась.
— Гм-м-м, — сказала наконец Элисс, — с другой стороны, песню можно отложить и на потом. Песни — как вино: чем дольше ждёшь, тем лучше они становятся.
Аня никогда раньше не слышала слова «вино», но поняла смысл фразы. Она наблюдала, как Элисс складывает арфу, пока инструмент не превратился в маленький свёрток, который спокойно поместился в кармане.
— В Альбионе очень мало людей по имени «Аня», — сказала вдруг Элисс. — А ты знаешь, что оно означает?
— Нет… то есть, да, оно означает меня.
Она снова откусила кусочек хлеба. Элисс смотрела на неё с одобрением.
— Оно означает немножко больше, — сказала она, дождавшись момента, когда Аня могла услышать её сквозь шум своих челюстей. — Оно означает Та Кто Ведёт.
— Мама и Рин говорят о том, что я должна вести кого-то, — сказала Аня всё ещё с набитым ртом, — но мне кажется, всё это глупости.
— Они рассказывали тебе об отце?
— О Лайане? Да. И даже очень много. Он был Тем Кто Ведёт. Они говорили, что он великий герой, но я не должна упоминать его имя.
Большой палец Аня держала во рту и ей приходилось вынимать его, когда она собиралась сказать что-либо. Девочка обратила внимание, что ногти давно бы пора подстричь, хоть они и были чистые.
— Я хочу, чтобы ты начала упоминать имя Лайана.
— Я не могу. Мне не велели.
— Я не прошу кричать его имя с крыш — так ты просто погубишь себя. Я хочу лишь, чтобы ты помнила: Лайан — твой отец. Не давай Сайор и Рин забывать об этом.
Элисс приложила руку к виску, а затем немного удивилась, обнаружив это.
— Рин не забудет, — твёрдо сказала Аня. — Мама… Я думаю, временами мама пытается забыть об этом. Она хочет увековечить его в памяти и одновременно забыть о нём всё.
Элисс нагнулась и похлопала Аню по бедру.
— Поговори о Лайане с Рин, — посоветовала она. — Попроси Рин пойти с тобой на холмы, подальше от людских ушей, и попроси её рассказать всё, что она знает о Лайане.
— А этому, — она показала рукой за окно, — должен быть положен конец. Раз и навсегда.
— Кого я должна вести?
— Первые несколько сот периодов бодрствования? Деревянных уточек на колёсиках, если всё будет нормально. А потом? Ну это уже зависит от тебя. Рин расскажет тебе о том, что надо делать. Я не могу. Всё, что я могу, это указать тебе путь и надеяться, что ты пройдёшь его. Если же ты выберешь обратное, я бессильна.