Альбом
Шрифт:
— Это ж больше двух часов! Не проще ли было на автобусе?
— Я рано проснулся. Времени хватало. Прогулка по свежему воздуху всегда приятна. К тому же, помогает подготовиться к будущей беседе.
Ник хмыкнул и покачал головой. Что-то не очень она помогла. Или, не будь её, Даймлер изъяснялся бы ещё хуже?
— Ну ладно, доедем минут за десять. Вы уж простите, Даймлер, но я вынужден задать ещё несколько неделикатных вопросов.
Тот кивнул, озадаченно глядя на навигатор. Наверное, ничего подобного раньше не видел. Ник решил оставить разъяснения на потом.
— Вы говорили о родителях в прошедшем времени.
— Да.
— Когда?
— Двадцать семь лет назад.
Получается, что мать и отец умерли в одно время. Это могло означать, что они погибли. В таком случае, Даймлеру, должно быть, вдвойне трудно вспоминать о тех событиях. Но выяснить правду желательно.
— А как… это произошло.
— Они погибли, — подтвердил предположение Ника собеседник. Похоже, он действительно не был рад такому разговору, но понимал, что сыщик не отстанет, и стремился побыстрее всё рассказать сам. — Во время урагана их сдуло с моста между островами на шоссе «Оверсис».
Ник не понял.
— Сдуло? Что вместе с машиной?!
— С велосипедами.
— Как же они там очутились? Ведь ураган не возникает мгновенно.
— Тогда не было таких штук, — Даймлер кивнул на навигатор. — Ураган надвинулся не мгновенно, но очень быстро. Мы стояли на мосту и просто смотрели на море. В другую сторону, противоположную направлению прихода урагана. Радио у нас не было. Когда увидели, что происходит, бросились к ближайшему острову, но не успели.
— Так вы тоже там были?! — поразился Ник.
— Да… Меня вынесло на основание опоры моста, а маму с папой — нет. У меня сердце с правой стороны… Аномалия. Один человек на десять тысяч. Врачи считали, что мне очень повезло…
Ник недоумённо воззрился на Даймлера, на долю секунды потеряв управление. На такой скорости это не грозило ничем опасным, но пассажир побледнел и вцепился в поручень мертвой хваткой. Ник отвернулся и пообещал себе больше так не делать. Обычно в машине рядом с ним сидела Сильвия, которая умудрялась оставаться неподвижной и невозмутимой, даже когда Ник переводил транспортное средство в «двухколёсный» режим, но, видимо, для этого надо пару лет потренироваться…
— От удара сломались кости с левой стороны тела. Рука, нога, таз, все рёбра… В результате я остался с одним правым лёгким. Будь сердце слева, сразу же умер бы…
— А сколько вам было лет?
— Двадцать семь.
— То есть, сейчас вам пятьдесят четыре, — проворно сосчитал Ник.
Теперь уже Даймлер недоумённо уставился на него. Ну, по крайней мере, недоумённо молчал за спиной.
— Простите. Я хотел сказать, что вы посвящаете просмотру альбома всё своё свободное время уже половину жизни… Или вы и после гибели родителей делали фотографии?
— Нет. У меня уже не было аппарата и проявочных приспособлений… А что касается половины жизни… я полюбил рассматривать фотографии ещё с детских лет, задолго до того, как… остался один.
— Где ваши родители работали?
— У них была мастерская по ремонту велосипедов. Здесь, на острове.
— А вы выбрали другую профессию?
— Нет, тогда я тоже работал с ними.
— Похоже, велоспорт — страсть вашей семьи.
— У матери и отца были достижения. И в туризме, и в гонках. А я — просто любитель.
— Теперь не катаетесь?
— Разве что вокруг квартала… Силы-то есть, но духу не хватает на большее. Сейчас я предпочитаю
Ник вздохнул. Теперь он начинал понимать мотивы поведения и чувства Даймлера. Двое людей, бывших круглыми сиротами, создали семью и решили дать сполна своему ребенку то, чего сами были совершенно лишены в детстве — родительскую любовь. Но переусердствовали. Семья заменила ребенку весь мир. Работа в мастерской родителей, велопрогулки, фотографирование мест посещения, рассматривание снимков потом, долгими вечерами, с обсуждениями и воспоминаниями. Сын вырос, стал взрослым, но не готовым к самостоятельной жизни в окружающем мире. И всё бы ничего, если бы не внезапная гибель родителей, обрекшая его на тяжкое существование в непонятной и, может быть, враждебной среде. В такой жизни люди либо долго не выдерживают, либо находят утешение в чём-то иллюзорном. И рассматривание семейных снимков отнюдь не самый плохой выход. И вот, его лишают этой единственной соломинки, держащей на плаву в море отчаяния. Человек, за полвека не научившийся нормальному общению с посторонними людьми, вынужден обращаться к непонятным «частным детективам»…
— Почему же вы не продолжили заниматься велоремонтом?
— Я очень долго лечился. Почти два года. Было несколько операций, восстановление… Всё это очень дорого. Органы социальной опеки, которые занимались мной, чтобы покрыть расходы предложили продать и дом, и мастерскую.
— Негативы пропали тогда?
— Да. Через несколько дней после того, как очнулся и стал понимать, что случилось, я попросил принести альбом. Обо всём остальном не думал… А он был важен мне, как память.
— И дом был продан вместе со всем содержимым?
— Наверное. Это происходило постепенно. Я… не очень-то стремился выжить… Но болеть и не умирать тоже тяжело… Поэтому, когда мне говорили, что что-то продадут, чтобы оплатить лечение, я соглашался, не ставя никаких условий и оговорок.
— А вы знаете, кто сейчас этим всем владеет?
— Нет. Дом менял хозяев несколько раз. Лет семь назад там всё перестроили и даже участок перепланировали. Да соседние участки тоже. Со времен моей жизни ничего не осталось, и я перестал туда ходить.
Ник подумал, что все эти события должны были документироваться. Чисто теоретически, их последовательность можно было бы отследить, опросить участников… Непонятно, что получится в итоге, но вдруг кто-то нашёл негативы… И что? Посмотрел на них, они ему так понравились, что он решил украсть альбом с отпечатками? Конечно, психические отклонения бывают самые необычные, но, если исходить из таких версий, не одного дела не раскроешь. Можно попытаться найти негативы самому, но распечатать тысячу снимков в эпоху цифровых технологий, когда все уже забыли, как выглядит фотоувеличитель… Ник решил не звонить Сильвии. Она уже получила одно задание, поэтому пошлёт его куда подальше. И будет права.
— У ваших родителей были друзья?
— Пожалуй, Хобсонов можно было считать друзьями нашей семьи. Они пытались помогать мне, но были сами в тяжелом положении.
— А где они сейчас?
— Семнадцать лет назад они уехали с острова. В Тампу. Поначалу мы переписывались, но уже лет десять, как они перестали отвечать. Я нехорошо поступил. Надо было съездить туда, выяснить, в чём дело, а я всё откладывал…
Ник понимал, что для Даймлера даже такая поездка была бы непростым испытанием.